Наблюдательный отряд

— Хорь, погоди, не вопи, — одёрнул командира Лабрюйер, державший возле уха отводную трубку. — Прикажи Горностаю — пусть узнает о родителях наших красавцев. Они в таком возрасте, что родители ещё живы. У Рейтерна — так уж точно. Где-то же они живут.

Он говорил так, чтобы его слышал и Росомаха.

— Росомаха, загляни вечером к Горностаю, объясни ему задачу, — сказал Хорь. — И напомни, что нам нужен Эрнест Ламберт. И попробуй понять, что там, у мануфактуры, делает этот синий «Руссо-Балт».

— Хорошо. До связи.

Утром мальчишек снарядили в экспедицию и предупредили — если из-за «Атома» возникнет драка, обоим достанется на орехи, а фотографический аппарат они будут видеть только издали.

Днём Лабрюйер принял телефонограмму из Осведомительного агентства. Она была предельно лаконична: «Мнимого Собаньского взять и сдать в полицию по подозрению в убийстве».

— Это значит, что он нужен в столице, — сказал Хорь. — Вот и всё. У них свои планы, а вся наша суета — коту под хвост.

— Обидно?

— Да... И — нет. Веришь ли — мне уже во сне всё это снилось! Как мы сидим и изобретаем возможности использования Собаньского. Значит, не понравилась наверху моя идея сделать из него наживку...

Лабрюйер прекрасно помнил, чья это идея, но спорить не стал. Есть вещь, которые в юном существе способно истребить только время.

— Столько времени потрачено, — вот и всё, что он сказал. — Ну, значит, привлекаем к делу Калепа. Ведь этот подлец не каждый день на заводе околачивается. Я свяжусь с Калепом, объясню ему положение дел, пусть заманит к себе этого изобретателя, а сам телефонирует нам.

— Нужно будет держать наготове Вилли Мюллера, чтобы сразу туда помчаться.

— А по дороге захватить Линдера, Горнфельда или того из инспекторов, кто будет свободен. Я сам свяжусь с ними.

— И пусть возьмут с собой наручники. Неизвестно, чего от этого подлеца ожидать.

Разговор с Линдером вышел забавный: в самом деле, трудно расследовать убийство, когда нет трупа; может, подлинный Собаньский всё-таки жив и где-то прячется; мог же он, допустим, просто продать богатому господину свои чертежи? Или же чертежи похищены, что, конечно, плохо, но с убийством несопоставимо.

— Главное — обвинить этого человека в убийстве, а потом действовать по приказу из столицы, — сказал Лабрюйер. — Если нужно, будет телеграмма из столицы.

Пока договаривались о телеграмме, прибыли Пича и Кристап. Скуя не только высадил их на Гертрудинской, но и сам привёл — чтобы все видели, как он понимает ответственность.

На два голоса мальчишки сообщили — два гривенника потрачены на конфеты, Матис Витинь запечатлён, но насчёт матросов с «Лизетты» — дело тёмное. Раньше, очень давно, нанимали Кришьяниса Лиепу, но теперь этот Кришьянис — старый дед, в море не выходит. Матис знает двух матросов, которые занимаются «Лизеттой» и ходят на ней, но они — неместные. Одного зовут Герц, другого — Франк, а имена это, фамилии или вообще клички — Матису неизвестно. Оба по возрасту ему в отцы годятся, оба — явно из тех опытных моряков, что полсвета обошли, угомонились и бросили якорь в тихом месте. Дружбы с Витинем-старшим у них не получилось, он их терпит, потому что ему платят. И ни с кем из островитян они не подружились, разве что, может, в яхтклубе нашли себе приятелей.

— Среди этих старых моряков такие типы иногда попадаются — каторга по ним плачет, — сказал Лабрюйер Хорю. — Съезжу-ка я к Андрею. Он много сомнительной моряцкой публики в лицо знает. Мартин, теперь твоя очередь. Что там с дочкой Лемана?

— Совсем непонятно. Сперва все дети куда-то съехали, потом и она с мужем. Жили у них в доме два крепких парня — уже и этих нет, а за домом смотрит дворник Озолс, он там сына с молодой женой пока что поселил. Ну, жильцы на месте, никто их не трогает...

— Они чего-то сильно боятся, — сказал Хорь. — Видимо, старый Леман слишком много знал.

— Мартин, сейчас повезёшь меня к Андрею. Жаль, что будочников ещё не снабдили телефонными аппаратами... — и Лабрюйер пошёл одеваться.

Андрей был рад визиту и сразу сказал: да, Герц и Франк ему лет двадцать как знакомы, но в Московском форштадте появляются теперь редко, нанялись в яхт-клуб, что на Штинтзее, там причалы, принадлежащие Императорскому яхт-клубу, и какие-то дома — тоже его собственность. И чего им там, в Кайзервальде, не жить — в тишине, в покое, зимой — яхты на стапелях караулить, подлёдным ловом баловаться, ходить на охоту, летом — катать дам и господ по красивому озеру, из которого через Мюльграбен можно выйти на Двину и дальше — в залив? Ещё он сказал, что в молодости оба были буянами, но как подошло к пятидесяти — не то чтобы смирились, но научились не ввязываться в первую попавшуюся драку.

Лабрюйер записал приметы обоих моряков: Герц повыше, Франк пониже, оба — с особенными «шкиперскими» бородками, окаймляющими лицо, и бородки уже с порядочной проседью, у Герца левое ухо рваное, у Франка нос кривой — видно, не в одной драке с кулаком рандеву было, а на левой ноздре сидит большая бородавка.

Теперь оставалось совсем немного — узнать, где в Кайзервальде дача Розенцвайга.