Набег

— Видишь, как все вышло... — чтоб не слушать угнетающий, по-летнему веселый разговор леса, про-изнесла Айша. — Мои родичи берегут меня, ведут ме-ня, дают мне спутников, чтоб вовремя остановить или уберечь от непоправимой ошибки. Они хотят, чтоб я вернулась. Ведь я Белая, мне не место среди людей. Если я вернусь, то стану очень сильной и очень злой. Я забуду о боли, о Бьерне, о тебе и Хареке. Все забу-ду... А я не хочу. Хочу — человеком, чтоб больно, чтоб помнить... У людей хрупкая жизнь, очень хруп-кая... Но у меня и такой нет...

Гюда слушала, посапывала. Еловые ветки покачи-вались над головой болотницы, понимающе шуршали иглами. В беспамятстве тихо постанывал Харек, верно, все еще защищал свою женщину от нелюдеи. Или впрямь вел ее через кромку в лучший мир, туда, от-куда однажды пытался вернуть своего хевдинга, Бе-логолового Орма...

Княжна пошевелилась, негромко хрюкнула. Не по-нимая, смеется она или плачет, Айша обернулась. Тело княжны странно подергивалось, в горле перекатывал-ся булькающий комок. Схватившись руками за живот, Гюда вдруг вскочила, отбежала за ствол дерева. Послы-шался кашель, плеск... Потом зашуршала хвоя под ее шагами. Пряча глаза, Гюда выскользнула из-за ели, вытерла тыльной стороной ладони рот, присела на кор-точки в отдалении от болотницы.

— Великие боги! — Оставив Харека, Айша подо-шла к ней, задержала в ладонях ее изможденное ли-цо. — Ты все еще носишь ребенка Орма?

Болотница полагала, что после плена и деревни не-людей нутро Гюды само избавится от плода, как это не раз случалось у оголодавших и испуганных рабынь. Но жизнь, растущая внутри княжны, оказалась сильнее ее самой, — цеплялась за высохшее тело матери, напере-кор голоду и безумию. Точно так же, как память болот-ницы упрямо цеплялась за Бьерна...

Айша коснулась плеча бывшей соперницы:

— Знаешь, если у тебя будет сын, он непременно станет князем. Он слишком сильный, чтоб стать кем-то другим.

— Человеком...

Айша не сразу разобрала глухой, клокочущий кле-кот, вырвавшийся из губ Гюды. Смолкла, ожидая. По-том переспросила:

— Что?

— Не надо... князем. — Гюда говорила по-словен-ски трудно, как будто вспоминая давно забытый язык. — Человеком.

Человеком, — повторила Айша. Подперла кула-ками подбородок, вздохнула. — Человеком...

И все-таки они дошли до родных мест Шулиги. На этом настоял Харек, а Айша, вспомнив предсмертн-ые слова ободритки, не стала возражать.

После смерти Шулиги в берсерке ничего не изме-нилось. Айша сама рассказала ему страшную новость. Думала, желтоглазый сорвется, осерчает, примется в гневе крушить ни в чем не повинные кусты, но Харек молча выслушал ее, потом встал и ушел. Его не было всю ночь. Утром он принес добытого где-то зайца, бросил женщинам, приказал:

— Надо поесть. — Взглянул на Айшу: — Где она? Пока Гюда освежевывала тушку, болотница отве-ла Волка к могиле. Постояла рядом с ним, глядя на каменистый холмик.

— Ты видел ее там, за краем, когда спал? — спро-сила Айша.

Берсерк передернул плечами, отрезал:

— Нет.

Повернулся и ушел. Даже не произнес прощаль-ных слов.

Айша знала, что он соврал, но не понимала поче-му. А потом перестала над этим думать — у каждого своя жизнь, свои мысли в голове, своя ложь и своя

правда...

Небольшая деревня, где родилась Шулига, стояла на речной излучине, почти на берегу моря. Как любой, кто живет на большом торговом пути, жители деревни отнеслись к гостям спокойно — привыкли. Большинст-во здесь занимались рыбным промыслом, возле каждо-го второго дома сушились рыболовные сети, а в речных камышах дожидались своих хозяев рыбацкие лод-ки, — короткие, широкие, с плоским днищем, не сни-мающейся мачтой и тремя парами весел. Меж лодка-ми, крякая и подергивая куцыми хвостиками, важно шлепали по мелководью пузатые домашние утки, копа-лись клювами в речной ряске. За ними с визгом гоня-лись босоногие мальчишки. без портов, в длинных ру-башках, мокрые, счастливые и беззаботные.

Харек поймал одного из мальчишек за рукав, вы-дернул из ватаги:

— Где дом кнеза Иста?

— Там, — паренек махнул рукой куда-то в сторо-ну. Заинтересованно оглядел Харека и его спутниц.--Вы на свадьбу?

— Нет, — отрезал Харек.

— Тогда — пусти! — Паренек вывернулся, чуть не порвав ворот рубахи, и помчался догонять своих.

Харек присел у берега, плеснул на лицо воды, фыркнул, встряхнулся, разбрасывая вокруг светлые брызги. Испуганные кряквы ринулись в стороны от шумного гостя, забили по воде крыльями, недоволь-но загорланили.

— Идем, — повернувшись к женщинам, сказал берсерк.

Дом Иста, отца Шулиги, оказался широким и круглым, издали напоминая перевернутую вверх дни-щем плошку. Он весь, начиная от нижних бревен и до верхушки крыши, был обмазан светлой глиной, сме-шанной с мелким речным песком, ракушками и кам-нями. На крыше поверх глины лежали сплетенные меж собой ивовые прутья. Вокруг дома, огораживая небольшой двор с двумя деревянными пристройками, высился частокол. Вдоль частокола потянулась гряда камней, тесно пригнанных друг к другу. Проход меж камней оказался с северной стороны, ворота в часто-коле — с южной, дальней от реки и моря.