На последнем сеансе

– «Chanel № 5»… «Chanel № 5»… – шептал я и мучительно содрогался от желания хотя бы ещё раз увидеть загадочную улыбку Юдит, и был готов поклясться, что улыбка Джоконды по сравнению с улыбкой Юдит – всего лишь неудачная копия. Губы Юдит! Нет-нет, допустить мысль, что больше никогда не сумею прикоснуться к этим губам, я позволить себе не мог; на всякий случай я даже стал по несколько раз в день чистить зубы. Господи, отрывая листки стенного календаря, я с горечью думал об уходящих из моей жизни днях без Юдит!..

– Постой! Куда и зачем ты без нас? – умолял я Время. Тогда я ещё не знал, что к мольбе людей Время никогда не прислушивается.

– Юдит, зачем это так? – стонал я. – О чём ты думала, когда улетала в Африку с её крокодилами? Скажи мне, Юдит! Я должен знать! Или не надо? Может, лучше не надо? «Что лучше, а что хуже» – возможно, в этом и кроется вся тайна мира?..

Однажды я повстречал знакомого музыканта. У него было сморщенное лицо.

– Заботы? – спросил я.

– Ж-ж-жизнь… – прошипел он.

– К чёрту! – сказал я.

Мы помолчали.

– Знаешь, – заговорил музыкант, – прятаться от жизни лучше всего у женщин.

– А прятаться от женщин?

Музыкант сказал:

– Ну, я пошёл.

– Прятаться? – спросил я.

– К чёрту!

Я пожал музыканту руку.

В дверях банка «Diskont» стоял чернокожий охранник. Я стал жаловаться ему на то, что меня оставила Юдит.

– Почему оставила? – спросил охранник.

– Чтобы вырваться. Так Юдит сказала.

– А ты что?

– Я завыл. Что тут скажешь?

– Можно всякое, – пояснил охранник. – Можно, например, сказать: «Любимая, откуси себе язык!»

Я подумал, что если бы люди, оставляя друг друга, стали бы откусывать себе языки, то половина человечества оказалась бы немой.

В один из вечеров Тель-Авив показался мне особенно измученным, и я бродил по улицам, словно уличная кошка, рыскающая в поисках пристанища. Вдруг я догадался, что это не город измучен, а я сам. «Ку-ку!» – сказал я себе и заглянул в большой магазин. Побродил по двум этажам. На третьем этаже я заметил привлекательную продавщицу.

– Позвольте назвать вас Юдит, – сказал я.

– А если не позволю? – рассмеялась девушка.

– Всего один раз.

– А что дальше?

– Не знаю, – сказал я.

– Мне жаль. – Продавщица сделала скорбное лицо и больше не улыбалась. – Но я не Юдит.

Я вышел из магазина. От фонарей на тротуары падал усталый свет, и ко мне вновь вернулось ощущение опустошённости. Мимо меня прошла женщина. Так себе женщина. Думаю, она была старше меня лет на пятнадцать. Зато она хорошо пахла. Вернее, она очень хорошо пахла. Догнав её, я пошёл рядом.

Вдруг она остановилась и, кривя губы, спросила:

– Ты уличный кот?

Я опешил.

– С чего вы взяли?

– Так ведь всю дорогу ты обнюхиваешь меня.

– Вы хорошо пахнете, – сказал я. – Эти духи… Это же «Chanel № 5», да?

Женщина покачала головой.

– А ты, оказывается, опытный котик, – вполголоса проговорила она.

Она привела меня в небольшую и очень чистую квартирку. Мы сидели на диване и смотрели телевизор.

– Тоскливо, да? – сказал я потом.

Женщина выключила телевизор и, прикусив губу, спросила, читал ли я Чарльза Буковски.

Я сказал:

– Кое-что.

Женщина откинула голову на спинку дивана и проговорила:

– Знаешь, Буковски написал обо мне.

– Нет, ничего об этом не знаю, – признался я.

Тогда женщина неторопливым, тягучим голосом прочла:

Она была девственницей

и очень плохой поэтессой.