На 127-й странице. Часть вторая

«Со вчерашнего дня у него было во рту ни крошки. Мимо по дороге проходила маленькая девочка. В руке у нее была корзинка. В корзинке была еда, которую она несла своему отцу, бывшему моряку, теперь работавшему в порту. Девочка увидела старика и остановилась. Потом поставила корзинку на землю, достала из нее кусок хлеба и протянула его старику. «Чудная» - так называли девочку в их маленьком селении на берегу моря, а чаще дурой или сумасшедшей. Наверное, в чем-то они были правы. Обычная девочка не отдала бы кусок хлеба незнакомцу.

Старик съел хлеб. Ему нечем было расплатиться с этой девочкой. И тогда он назвался странствующим прорицателем и предсказал девочке, что когда ей исполнится 18 лет, то за ней на корабле приплывет красавец-принц, а на его корабле будут алые паруса…»

Рассказывал я долго. Наверное, где-то что-то я упустил, где-то наоборот добавил. Скорее всего, безжалостно переврал имена. Несколько раз у меня пересыхало в горле. Тогда я делал знак Генриху, он подносил к моим губам алюминиевую кружку, в которую наливал виски. Тереза косилась на это действо, но ничего не говорила.

Под конец рассказа я был вполне пьян и подумал, что даже смогу грести веслами в шлюпке, если совершить побег прямо сейчас.

- Как красиво! – сказала Тереза.

- Угу, - поддакнул я.

- Вы точно хотите, чтобы я … записала эту сказку и опубликовала ее?

- Угу, - подтвердил я. - Мы с вами сделаем мир лучше.

Последние слова не надо было говорить. Мой язык стал заплетаться.

Тереза заметила мое состояние и строго сказала:

- Вам надо отдохнуть, Энтони. Завтра я покажу, что у меня получилось.

- Угу, - ответил я.

Тереза ушла.

Всю прошедшую ночь я промучился. Сидя спать мне еще не приходилось, а сломанные ребра никак не позволяли поудобнее устроиться. Сейчас же я с наслаждением закрыл глаза и погрузился в сон.

Сцена 73

До Сингапура мы плыли не три и не четыре дня, а целых пять дней. То ли ветер был слабый, то вообще не попутный. Паровик капитан почти не использовал. Из пассажиров этим возмущалась только Тереза. Остальные пассажиры по-философски относились к этому обстоятельству. Днем больше, днем меньше. Тем более, что их условия существования после моей драки с шотландцами улучшились. Под тентом на корме корабля теперь расположились парсы и китайцы. Там не так пекло солнце и обдувал легкий ветерок.

Тереза, пользуясь своим положением путешествующего журналиста, все же спросила капитана Моррисона, почему тот так мало использует паровую машину для движения корабля.

- Видите ли мисс Одли, - ответил тот. – Когда в бурю наш корабль понесет на рифы, вот тогда наш паровик очень пригодится. А сейчас, как движитель, мы используем ветер.

- А что, собирается буря? – спросила Тереза. – Погода очень спокойная.

- На море все может очень быстро измениться, - ответил капитан.

Все это я узнал от самой Терезы, которая каждый день, на правах ухаживающей за больным, заходила ко мне в каюту после завтрака.

У Терезы появился целый ритуал. Не знаю, сама она это придумала или прочла где-то. Генрих приносил ей воды из мужской комнаты в той же алюминиевой кружке, из которой я пил виски. Тереза мочила в кружке свой носовой платок и протирала мне лицо. Потом в дело вступал другой платок, сухой. Тереза делала все медленно и осторожно. На все это моего согласия не спрашивали.

Про то, что Тереза питает ко мне какие-то чувства я понял, еще когда мы плыли на «Звезде Востока» из Йокогамы в Гонконг. Она изобразила в своих записях Элли совершеннейшей стервой, а потом, когда увидела, что мне это не понравилось, сказала: «Ах, простите, я перепутала листки». Тогда это меня слегка озадачило. Теперь Тереза приблизилась ко мне, что называется, на расстояние протянутой руки, и что делать с этим я не знал. Тереза мне нравилась. Симпатичная. Пишет свои сложные для чтения тексты, к чему-то стремится, о чем-то мечтает. Все это пытается скрыть от окружающих, прикрываясь псевдонимами. Решительная и смелая. Вот, не испугалась, отправилась в путешествие вокруг света. Но почему тогда, когда я обо всем этом думаю, на душе становится так тоскливо, а к глазам подступают слезы?

- Вам дурно, Энтони? – спросила Тереза, заметив мое состояние.

- Немного, - ответил я.

- Генрих, открой побольше иллюминатор.

- Уже открыт, мисс!