На 127-й странице. Часть вторая

- У вас все лицо в крови, - ничуть не смутившись, ответила Тереза.

- А как же приличия? – спросил я, вспомнив наш разговор, когда я предлагал Терезе деньги на продолжение путешествия.

- Мне доктор поручил, - был ответ. – Вы против?

- Нет. Благодарю за помощь, но Генрих бы с этим справился.

- Ему тоже найдется работа, - не сдавалась Тереза. – А что до приличий, я сказала доктору, что вы главный попечитель Фонда, который финансирует мое путешествие. Я все правильно сказала?

- Да.

- Он меня прекрасно понял. В этом свете моя забота о вас ему показалась совершенно естественной.

- Что он там говорил про Сингапур? - спросил я.

- Ах, мистер Деклер! - Тереза отложила в сторону платок и закрыла лицо руками. Когда через мгновение она убрала руки, в ее глазах стояли слезы.

- Что случилось, Тереза? – спросил я и тут же поправился. - Извините, что случилось, мисс Одли?

Оказывается, от окончательного избиения меня спас капитан Моррисон и его ласкары. Капитан стрелял в воздух из револьвера. Ласкары оттаскивали шотландцев от меня, лежащего без чувств.

Оставшиеся на ногах солдаты кричали, что я на них напал. Тереза, которая не осталась в стороне, наоборот, утверждала, что шотландцы первые набросились на меня. Капитан на все эти заявления заявил, что все: и солдаты, и я - должны до Сингапура находиться в своих каютах. А в Сингапуре пусть с этим разбираются местные британские власти. Напоследок, он заявил, что, если хоть один участников конфликта появится на палубе, то он не пожалеет одной шлюпки, посадит в нее нарушителя и пусть тот плывет на все четыре стороны.

- Лейтенант шотландцев грозит вам виселицей, - сказал Тереза. – Что же делать?

- Ночью мы спустим шлюпку и уплывем, - сказал я.

- Правда? – одновременно спросили меня Тереза и Генрих. Причем голос Терезы был испуганным, а Генриха - радостным.

- Мисс Одли, - сказал я, поняв, что мою шутку приняли за чистую монету. – Я даже повернуться не могу, не то что в шлюпку забраться.

- Как вы можете шутить такими вещами?! - стала отчитывать меня Тереза.

- А что еще остается? - ответил я. – Лучше скажите, какие потери понес противник. Не зря я старался?

- Я не знаю, -сказала Тереза. – Кажется рука у лейтенанта повреждена.

- Я знаю, - заявил Генрих. – Джоки, тот, который первый на вас набросился, еле поднялся. Его увели под руки. Еще у двоих переломы рук. И у лейтенанта совсем плохо с рукой. Я подслушал, как доктор говорил об этом капитану.

- Ну что ж, - подвел итог я. – Четыре – один, в нашу пользу.

- А как же суд? – растерянно спросила Тереза. Она не понимала моего спокойствия.

- Сколько нам плыть до Сингапура? – спросил я.

- Дня три-четыре, - ответила Тереза.

- Отлично, - сказал я. – Я успею передать вам остатки сюжета про Элли.

Я вдруг подумал, что если в Сингапуре все закончится плохо, то окажется, что я до обидного мало напрогрессовал в этом мире.

- Только писать у меня не получится, - добавил я.

- Ничего, - сказала Тереза. – Я приду завтра после завтрака и запишу ваши слова.

- Буду ждать.

Тереза встала со стула, подошла к двери и обернулась.

- Если хотите, - сказала она. – Можете называть меня Терезой.

- Спасибо.

Тереза ушла, а мне надо было закончить еще одно дело.

- Генрих, - позвал я мальчишку. – Открой, пожалуйста, мой чемодан.

Когда мальчишка, повозившись с замками, сделал то, что я его просил, я продолжил:

- Там есть синяя рубашка, разверни ее.

По сильному выдоху Генриха я понял, что он это сделал.

- Вот это да! – сказал мальчишка. – Откуда столько?

- Мое наследство, - почти не соврал я. Надо было рассчитаться с Терезой за прием врача. – Возьми десять долларов и верни их Терезе.

- Хорошо, - ответил Генрих.

- Ты ведь не возьмешь лишнего? – спросил я.

Мальчишка оторвался от созерцания денег и посмотрел на меня.

- Нет, мистер Деклер, ни за что! Ни за что!

Сцена 71

В первый день, после ухода Терезы мне пришлось потрудиться. Кое-как, кривясь от боли, я перевел себя в полусидячее положение, благо что спинка кровати упиралась в стенку каюты. Генрих сбегал к корабельному каптенармусу и принес набитый соломой тюфяк, который он подложил мне под спину. Потом простынь с постели Генриха мы распустили на полосы, которыми он под моим руководством перетянул мне грудь.

Когда мы закончили, в дверь постучали.

В каюту зашел ласкар. Как и другие ласкары, он был высок, широкоплеч и смотрел на мир черными глазами из-под пушистых ресниц. Только, если другие ласкары были гладко выбриты, то у этого были шикарные черные усы, как у того полицейского, которого я видел в Гонконге.

Одет он был в длинные синие шорты, такого же цвета куртку на голое тело и красный тюрбан.

- Меня зовут Амар Марвари. Я…, - он замялся. – У германцев это называется «боцман».

По-английски вошедший говорил очень хорошо, только иногда после некоторых согласных у него выскакивал мягкий знак. Получалось не «Марвари», а «МарЬвари».

- Очень приятно, - сказал я шепотом. Говорить громко - значит глубоко дышать. Этого я сейчас не мог себе позволить. – Чем я могу вам помочь?

Над последней фразой и я, и он одновременно усмехнулись.