Мысы Ледовитого напоминают

Одно можно сказать уверенно: о мысе Преображения адмирал на допросе вспомнил. Именно там, на острове Беннета, прочертилась его судьба, словно линия жизни на ладони. Он летел, ни себя, ни спутников не жалея, впрягался в сани, голодный кормил собак консервами, тонул в полынье — а нашёл пустой сугроб. Он собрал об учителе всё, что мог, единственный из современников увидал нелепость казённой версии его гибели — и провозгласил её же, следуя мнению других.

Тимирёва в тюрьме

Он храбро и умело воевал с японцами, а вся война позорно провалилась. Он был во главе тех, кто создал морской мозг империи, а та безмозгло рухнула, задавив свой флот. По его плану был заминирован Финский залив, что обеспечило безопасность Петрограда, — а эти же мины не дали Антанте всерьёз поддержать с моря наступление белых на Петроград. Возглавив в 1916 году Черноморский флот, он внушил страх врагам и уважение своим, а свои же матросы через год унизили его, и он покинул флот. Он собрал из осколков империи государство, думая избежать всех прежних ошибок, а оно распалось за год при содействии грубейших ошибок самого же адмирала.

Наконец, чтобы золотой запас империи не достался красным, он решил прикрывать с тыла «золотой эшелон» собственным поездом — и сам достался красным противникам вместе с золотом. Десять дней везли его в его вагоне под чешско-повстанческим конвоем, и почти весь его штаб сбежал, а он отказался — в вагоне оставалась давняя любовь, Аннушка Тимирёва, переводчица. И этим лишь загубил ей жизнь: до старости, до хрущёвской поры она мыкалась по советским тюрьмам.

Что смог Колчак вспомнить с гордостью перед расстрелом? Только собственноручно подписанный на карте бело-чёрный утёс — мыс Преображения, гранит во льдах.

Заключение

Семьдесят лет был Колчак показным злодеем для нас и бескорыстным идеалом героя для белых эмигрантов. Между прочим, моя попытка переправить в 1978 году на Запад очерк о нём провалилась как раз потому, что везти должен был сын белоэмигранта, приезжавший проведать московскую родню. Он отшвырнул текст с омерзением, слышать не желая о вине или недостатках героя. Наоборот, когда настала гласность, демократы слышать не желали о достоинствах диктатора и печатать о нём что-либо.

Потом «эпоха гласности» приучила нас ко всему — и не такое-де читали. Зато редактор журнала «Вокруг света» в 1990 году вычеркнул безжалостно моё рассуждение о карте и памятнике — кому это теперь интересно? Он, по всей видимости, был прав, но оно так мне нравилось! Обратно (в повесть) рассуждение это лечь само не пожелало (время опять стало другое, и опять не то), однако прошло ещё 10 лет, и рассуждение снова, кажется, обретает смысл. Так что всё-таки приведу его.

На школьной карте остров Беннета похож на дохлого жучка, спинкой выгнутого к Полюсу, головку (мыс Эмма) вытянувшего на юго-запад, к Котельному, а сжатыми под брюшком лапками обращённого к Чукотке. Больше ничего не разобрать и мыса Преображения не углядеть. А других карт не добыть — секрет. Вроде бы любому ясно, что не пойдут мятежные отряды месить липкую грязь Новой Сибири, не сбежит зэк в скалы Беннета, но инструкция на Руси есть закон, и никому, кроме иногда лишь иностранцев, карты наши не показывают. Только секретить всё — значит не секретить ничего, и то, что мне нужно, я довольно быстро нашёл.

Хвостиком дохлый жучок торчит в сторону далекой Канады. Хвостик — базальтовая пятикилометровая россыпь, кончается мысом Эммелины. А сжатые под брюшком лапки жучка — это скалистый полуостров Чернышёва, и на востоке его — мыс Преображения. На котором нет памятника.