В иркутской тюрьме адмиралу учинили обстоятельный допрос. Начали его не большевики, а интеллигентные социалисты, они (пока их не оттеснили) не торопили бывшего правителя, и потому мы имеем изумительный документ.
На допросе адмирал вёл себя спокойно и достойно, словно пленённый монарх. Даже странно: зная, что живёт последние дни, он именно поход на Беннета изложил всего подробнее. И заметьте: ни слова о наградах и об острове, названном в его честь[244], зато вспомнил он мыс Преображения, не помянутый даже в подробных отчётах:
«Наконец мы добрались до земли Венета 5 августа, на Преображенье, этот мыс я назвал Преображенским»
— знаем мы ещё из главы 1.
На самом деле, Преображенье 6 августа, а прибыл он на остров много раньше и к совсем иному месту — между горой Клык и ледником Зееберга. Более того, пленный адмирал не только размножил одну шлюпку в две, но и приписал себе подвиг, в действительности совершённый Бегичевым и Олениным (доставку вельбота с «Зари» в Казачье). Стенографистка, естественно, могла напутать[245], но не могла же она изменить суть. Многие писали, что ко дню ареста был Колчак в неважном душевном состоянии, что плохо понимал происходящее и потому, дескать, отдавал странные приказы, порой нелепые.
Мне самому многие годы казалось, что путаный рассказ о плавании на Беннета был последним штрихом к портрету больного; однако в 1990-х годах, с рождением потока литературы, прежде запретной, оказалось всё не так. Выяснилось, что Колчак и прежде плохо помнил экспедицию, часто путая события, имена и даты. Например, ещё весной 1918 года он писал, как шёл на вельботе,
«пробираясь вдоль Южно-Сибирских островов между островами Федосеевский и Новая Сибирь (Благовещенский пролив)». «После трёхнедельного плавания во льдах, ночуя и останавливаясь на плавучих льдинах, идя на веслах и под парусами, перетаскивая через льдины часто вельбот и находясь иногда в совершенно безвыходных положениях, я 6-го августа 1903 года высадился на острове Беннетта, но партии барона Толля я там не нашел». «Обследовав острова и окончательно убедившись в отсутствии партии, я отправился обратно (на Новосибирские острова) и прибыл на остров Котельный после 43-х дней плавания на открытой шлюпке во льдах полярного океана» (.
Написано это в духе скверных газетных отчётов, помянутых в главе 4, и у биографов породило, разумеется, нелепые описания спасательного похода («43 дня в открытом океане!», «Полтора месяца в непросыхающем платье!», тогда как на самом деле океаном спасатели плыли дважды по 2 дня), поэтому следует глянуть, как писали тогда другие, казалось бы, способные и должные помнить.
Сам Бегичев всего лет через 15 после спасательного похода уверял, что сразу после второй ночевки на острове Беннета он и остальные покинули остров (Бегичев, с. 45–46), хотя на самом деле они на третий день снова искали пропавших, и кто-то из них несомненно видел при этом мыс Надежды на северном берегу, а ночевали трижды.
Позже, в конце 20-х годов, Софья Фёдоровна Колчак писала из парижского дома призрения Нансену, прося у него денег, про
«остров Беннетта, где покоится прах (!) Вашего друга барона Толля, а северный (!) мыс назван мысом Софьи в честь моей израненной и мечущейся души».
Примерно тогда же известный нам из гл. 3 газетчик Иван Попов вспоминал: