«Только в вагоне я узнал, что Колчак возвращается. Действительно, в марте он приехал в Иркутск, где в Географическом обществе сделал доклад о собственной экспедиции… Он был и на Санниковой Земле и на острове Беннета, где были найдены следы и записка Толля, отправившегося на вельботе в южном направлении. Колчак порадовал нас, что он нашёл М. Бруснева с двумя якутами на острове Котельничном, где они прожили более двух лет, отрезанные от мира» (
Вот так. Как видим, Попов за 25 лет придумал докладу новую суть. (Зато именно он, как мы уже знаем, сообщил, когда в Иркутск приехала Софья Омирова, и в этом напутать не мог, а мог только начисто выдумать, что в то время было бы абсурдно.) Даже Коломейцев помнил свой героический зимний поход весьма своеобразно. В 1933 году он рассказывал Михаилу Стахевичу, что
«Толь предложил командиру „Зари“ лейтенанту Коломейцову отправиться в Сибирь и устроить два угольных склада: один… в порту Диксон, на случай возвращения, второй — в устье Лены или на острове Котельном, на случай, если „Заря“, обогнув мыс Челюскин, пойдёт дальше на восток». «Коломейцов достиг цели… а склад, устроенный на о. Диксон, обеспечил возвращение экспедиции» [Стахевич, с. 6–7].
О том, что данный склад ничего не обеспечил, не сказано, и это можно понять. Хуже, что о втором складе сказано лишь, будто Толль полагал, что «Заря» «должна была принять запасы угля», чтобы идти к острову Беннета, а не то, что в запасе том Толлю было отказано, причём при активном содействии самого Коломейцева.
Стоит ли удивляться, что публицисты, знавшие о событиях понаслышке, шли в измышлениях намного дальше? Вот пример из бравурной брошюры, далеко не единственной, белого агитатора (в данном случае, деникинского):
«В январе 1904 года на лёгком вельботе с несколькими гребцами [Колчак] добирается наконец до цели своего путешествия»; «в первом селении на крайнем севере навстречу к нему приехала его невеста» (
Увы, за этим сообщением проследовал Ростислав Колчак, сын адмирала:
«Будучи невестой в 1903 году, когда адмирал Александр Васильевич был в полярной экспедиции, она решила к нему поехать, и одна, девушкой 26 лет, проехала с Капри в Усть-Янск на Ледовитом океане»[246].
Острова Капри и Крит через много лет легко спутать в рассказе, ко времени написания его статьи она умерла, он писал по памяти и ни одной реалии, кроме начального и конечного пунктов, не привёл. Капри ему, видимо, когда-то назвала мать, Усть-Янск он мог найти по карте как «первое селение на крайнем севере» (отчётов отца он явно не читал), но где всё остальное? Да и на что девушка могла рассчитывать, если бы ехала на север летом, не зная, вернётся ли её жених вообще и, тем более, — когда?
Ростислав Колчак, рядовой, с матерью и сыном, Париж. 1939 год
Ростислав Колчак не сказал об отце ничего, кроме наивной истории с Усть-Янском[247], и некоторые биографы её бездумно пересказали.
Но не будем корить их. Лучше примем как непреложный факт — никогда не пользоваться ни воспоминаниями, ни восхвалениями, ни проклятьями как самостоятельными источниками, однако будем помнить, что они бывают весьма полезны для выявления возможных вариантов. Варианты же следует подтверждать или опровергать по документам, если же это не удаётся, их можно лишь упоминать как догадки.