Мысы Ледовитого напоминают

«По случаю отбытия в командировку Великого князя Константина Константиновича исполнение обязанностей главного начальника военно-учебных заведений возложено на генерал-лейтенанта Анучина».

Вот это да. Вот это успел. В последний день ухватил Бианки президента. Как и у Беннета, промчался лейтенант по самому краешку.

* * *

Пятого были свадьба и брачная ночь, восьмого был сдан на почту отчёт для Академии наук, а девятого был вокзал. Ей и отцу — Сибирский экспресс на Петербург, ему и Бегичеву — почтовопассажирский на Харбин, далее воинским литерным. Ползти по недостроенной дороге, среди враждебного населения, часто даже разбойного. Им воевать и терять друзей, ей ждать и надеяться.

«Мне очень жаль, что я не могу прибыть в Петербург лично и вынужден бросить, может быть, навсегда недоконченными свои работы и дневники, но что делать, иначе поступить я не считаю себя вправе; ведь я, в конце концов, не учёный, а морской офицер» (Письмо к В. Л. Бианки — [Синюков, с. 185]).

Подоплёка

Ещё через три недели кончился март, и протоиерей Измаил Соколов поставил в этой истории жирную точку, записав в метрической книге дословно следующее:

«Итого в марте месяце свенчано: браком один (1), лиц два (2)» [Серебренников, с. 14].

Нет, не подумайте, что в иное время здесь венчали на царство или свершали групповые браки. Нет. Запись эту привожу для того лишь, чтобы дать понять, что церковная бюрократия не лучше гражданской и военной, что бессмысленно было бы что-то объяснять, кого-то упрашивать.

* * *

Никогда впоследствии ни словом не помянул Колчак, как странно его принял Иркутск. Молчат и историки. Казалось бы, в тогдашнем патриотическом угаре казённый Иркутск должен был героя, только что получившего орден[226] и шагающего изо льдов в пламя, триумфом встретить, а встретило его одно лишь Географическое общество. О его докладе газеты Иркутска объявили загодя, но из начальства не пришёл никто. А ведь осенью, на доклад Матисена, пожаловал сам генерал-губернатор Александр Пантелеев. Правда, теперь шла война, и в день доклада генерал-губернатор (новый, Кутайсов), отбыл на Байкал, но мог бы послать на доклад кого-то из свиты, предложить перенести доклад или хотя бы принять героя в другой день у себя. Так нет же.

А гражданский губернатор, накануне посетивший с супругой патриотическую лекцию в Общественном собрании, — он-то почему не пришёл и никого не прислал? А генералы из штаба округа? Зато был на докладе Колчака цензор «Епархиальных ведомостей», журнала, источавшего умильный патриотизм. Был как давний член Отдела. Вместе со всеми он стоя рукоплескал докладчику, но журнал о Колчаке промолчал вовсе. Тут уж ясней ясного — не велел владыка.

И о своих церковных препонах не вспоминал Колчак никогда. Даже когда через 13 лет, в Севастополе, вице-адмирал Колчак, командующий Черноморским флотом, вступил в борьбу с церковным начальством Крыма за право одного своего подчинённого выдать дочку замуж посередь великого поста (и, естественно, одержал победу), то о такой же точно своей истории, бывшей в Иркутске, не вспомнил. В письме возлюбленной, Анне Тимирёвой он писал: