Мысы Ледовитого напоминают

Тот барон ни слова тогда не сказал, виду не подал, что раздосадован губительной оплошностью спутника, а этот вот барон сейчас скажет. Опять отставки пришёл просить, обижен, вне сомнения. Отпускать его нельзя никак, на нём одном, можно сказать, тыл и держится. Разумеется, Ринова надо бы арестовать и суду предать, но не получится это — казаки сейчас в Омске главная сила. Да и не только в Омске: вон, атаман Семёнов, в Чите, опять грозит железную дорогу перекрыть, единственную нить снабжения. Как Верховному правителю поступить?

Полуостров Инклинатор и бывший мыс Колчака (вскоре сам Колчак переименовал его в мыс Случевского) на острове Колчака (70 км к западу от устья реки Нижняя Таймыра). Сторона квдората отображает 4 км на местности

Легко тогда, во льдах, было: барон сказал, лейтенант исполнил, и ни о чём думать не надо. А теперь изволь: барон сказал, а решать адмиралу. Не на кого, во всём мире не на кого сложить этот груз. И если оплошал, назад не повернёшь, как повернули у Инклинатора.

После «Зари» и не случилось брать в руки инклинатор. На «Вайгаче» незачем было, там штатный магнитолог имелся.

Аннет, держал ещё раз лейтенант в руках инклинатор, держал. Тот самый, в честь коего полуостров. Его Зееберг на Беннета взял, там его через год и нашли, в избушке, на камнях под нарами. Изломан был совершенно. Странно даже: что они его там — сапогами что ли топтали?

Ах, снова бы туда попасть, на Беннета! Съехать с «Вайгача» на остров там, где не был, у перешейка, осмотреть место осеннего жилья, есть ли поварня там, и что за вещи лежат. Мыс ещё один открыть там или гору, или ледник, назвать «Анна» в честь Аннушки Тимирёвой. Был там «Вайгач» лет 6 назад, но никто по северному берегу ничего искать не стал, потому что без Колчака были. Только крест поставили памятный.

Вот бы сейчас туда, место обследовать, у креста помолиться. К чорту всё это правление, это командование. Барон вот говорит, что генералов избыток, а командовать некому. Что поручики, коих за храбрость адмирал произвёл в генералы, только роту в атаку водить могут. И опять адмирал виноват. Куда бы проще самому взять винтовку и — в атаку.

Винтовка у лейтенанта была отличная — винчестер, а у барона винтовка и того лучше была — маузер с оптическим прицелом, предмет общей зависти. Тихо ушла она стволом вниз на дно и легла в ил, лежит теперь средь валунов, где-то между Беннетом и Новой Сибирью. Как раз там лучше всего разделить Сибирское море на два — Лаптевых и Юкагирское, о чём лейтенант и писал перед войной. Нет, писал об этом уже капитан-лейтенант. Как тогда Соня радовалась, нашивая ему новенькие — просвет без звёздочек — капитан-лейтенантские погоны. Теперь чина того нет, кончился.

Кончаются юкагиры, скоро совсем их не останется, надо хоть так память о них сохранить, в названии. У тунгусов легенда есть любопытная: юкагиров потому, дескать, мало осталось, что ушли они за море, на север, на землю неведомую. Барону очень эта легенда нравилось — мол, на землю Санникова ушли. Хотел он её с Беннета разглядеть, для того на перешейке и домик приказал строить: с южного чтобы берега плавник носить, а с северного заветную землю высматривать, как горизонт прояснится. Но так он до полярной ночи и не прояснился, не повезло.

А лейтенанту везло тогда необыкновенно. Ну и самонадеян был соответственно. Два мыса там, Эммы и Эммелины, вдовами названы, а он между ними нарёк мыс невестой своею, Соничкой. Ибо в блаженстве был: только что из полыньи вынут, согрелся на ходу, обсох — теперь, думал, все беды позади. Хотя проще простого тогда было лечь рядом с бароном и его маузером. Хотя бы вот, когда шквал налетел.

Шквал с норд-оста волну гонит острую, с гребнем. Лизнула она пеной левые уключины, мужиков окатила, особо досталось лейтенанту на кормовой банке. Ноги в воде, ещё пара таких волн, и конец. Как выбрались? Чудом.

С Беннета взял тогда лейтенант курс на зюйд — не на мыс Высокий, где склад с бельём и провизией, а на мыс Плоский, чтобы в пролив не затянуло. Ой как правы были те, в Петербурге: забито льдами море — беда, нету льдов — беда ещё худшая. Вдоль волны нельзя, зальёт и опрокинет, поперёк нельзя тоже: коль подкинет волна, осушит сразу корму и нос, лопнет, того гляди, корпус, узкий, как сигара. Вельбот, whale-boat, китовая лодка (длинная, узкая, за китом гнаться), за то и взяли, что ход лёгок, а вот теперь — на!

Потому режет форштевень волну косо, и левый борт с каждой волной ростом меряется. Вроде приноровились, а тут шквал. Полнеба за волной скрылось, а на гребне-то — ух! Форштевень зарылся, ахтерштевень со щуплым лейтенантом — ввысь, к тучам. И бац вниз. Значит, ещё не утопли (не зря в брезент нос упрятали). А руки при деле, с рулевым веслом, и ничего не стоит за борт вылететь. Мужики выгребают (бородищи кудлатые да глаза круглые) — не оседлаем волну, вторая волна накроет. Выгребли. И корпус не лопнул, когда на гребень вышли. Везёт.