Он кивнул помощнику. Они закатали рукав ночной рубашки Хэла и обмотали предплечье кожаным ремнем. Когда они закрутили ремень туже, вены на внутренней стороне локтя Хэла вздулись под бледной кожей, как синие веревки. Рейнольдс вытер о собственный рукав гной и кровь со скальпеля, потом проверил острие на большом пальце, прежде чем проколоть вздувшуюся вену. В оловянную миску закапала темно-красная кровь, смешиваясь с уже наполнявшим ее гноем.
– Одной пинты будет вполне достаточно, – пробормотал хирург. – Думаю, теперь болезненная жидкость удалена. И хотя нескромно хвалить самого себя, скажу, что лучше работы вам не увидеть по эту сторону мира.
В следующие недели плавания состояние Хэла менялось. Несколько дней он лежал на койке слабый и безвольный, и казалось, что он уже на грани смерти. Потом стал набираться сил. Когда они миновали экватор, Том уже опять смог вынести его на палубу, чтобы погреться на жарком солнце.
Хэл страстно говорил о доме, тоскуя по зеленым полям и вересковым пустошам Хай-Уилда. И твердил о книгах и документах в своей библиотеке.
– Там все корабельные журналы твоего деда. Это я могу оставить тебе, Том, потому что ты моряк, а Уильяму они будут неинтересны.
Но когда Хэл вспоминал о сэре Фрэнсисе, его настроение в очередной раз менялось, и на него накатывала грусть.
– Тело твоего деда будет ждать нас в Хай-Уилде, потому что Андерсон отправил его туда из Бомбея. Мы положим его в тот саркофаг в крипте нашей церкви. Он будет рад вернуться наконец домой, так же рад, как и я.
На лице Хэла отражалось страдание, когда он думал об этом.
– Том, ты позаботишься о том, чтобы и у меня было место в крипте? Мне бы хотелось лежать рядом с отцом и теми тремя женщинами, которых я любил. Твоя мать…
Он умолк, не в силах продолжать.
– Отец, до того дня еще далеко, – заверил его Том с отчаянной ноткой в голосе. – Нам еще многое нужно сделать. Мы дали друг другу слово. Мы должны отправиться за Дорианом. Так что ты должен стать здоровым и сильным.
Хэл с усилием стряхнул с себя мрачное настроение:
– Конечно, ты прав. От всех этих жалоб нет никакой пользы.
– Я велел плотникам начать вырезать для тебя новые ноги из крепкого английского дуба, – бодро сообщил Том. – Мы тебя поднимем до того, как ты снова увидишь Хай-Уилд.
Том послал за старшим плотником. Маленький жилистый уэльсец принес две деревянные ноги, пока что вырезанные лишь начерно, чтобы показать их Хэлу. Потом они с Томом занялись снятием мерок и подгонкой их к культям Хэла.
Хэл как будто живо интересовался процессом, смеялся вместе с ними, предлагая разные дополнения.
– А разве нельзя снабдить их компасом и флюгером, чтобы помогать в навигации?
Но когда плотник ушел, Хэл снова помрачнел.
– От меня никогда уже не будет пользы с этими бревнами вместо ног. Боюсь, не пришлось бы тебе в одиночку отправляться за Дорианом, Том. – Он вскинул руку, мешая Тому возразить. – Но я сдержу свое слово. Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь тебе.
Две недели спустя, когда корабль застыл на месте в полном штиле на краю вязкого Саргассова моря, на тридцатом градусе северной широты и шестидесятом – западной, Том спустился в каюту отца и увидел, что тот странно съежился на койке. Кожа на его черепе туго натянулась и пожелтела, он стал похож на египетскую мумию, которую один из предков Тома привез из Александрии, и она стояла в открытом гробу у задней стены библиотеки в Хай-Уилде.
Том позвал доктора Рейнольдса и предоставил отца его заботам. А сам, не в силах выдержать душную атмосферу маленькой каюты, выбежал на палубу и глубоко вдохнул теплый воздух.
– Кончится ли когда-нибудь этот рейс? – сокрушался он. – Если мы не доставим его домой поскорее, он никогда больше не увидит Хай-Уилда. Ох, да где же этот ветер?
Том одним махом взлетел по вантам грот-мачты. И повис на самом верху, всматриваясь в северный горизонт, мутный, затянутый дымкой. Потом выдернул из ножен кинжал и вонзил его в мачту. Том оставил его там, потому что Эболи говорил, что таким способом можно привлечь ветер. Том начал насвистывать «Испанских леди», но эта мелодия вернула его к мыслям о Дориане, и он сменил ее на «Зеленые рукава».
Все утро он высвистывал ветер и перед полуднем снова поднялся на мачту и посмотрел назад, за корму.
Поверхность моря походила на полированное зеркало, и только желтые комья плавающих саргассов нарушали его чистоту. Потом он увидел темную синюю линию ветра, быстро несущуюся к ним по этому блеску.
– На палубе! – пронзительно закричал Том. – Шквал! Прямо за кормой!
Он тут же увидел, как засуетились фигурки внизу: матросы начали выбирать шкоты, убавляя паруса перед грядущим сильным ветром. А он подхватил все четыре корабля эскадры и понес их вперед.
«Серафим» по-прежнему шел в авангарде, а «Йоркширец», «Минотавр» и солидный «Агнец» тянулись за ним. Ветер с того момента непрерывно дул с запада, не ослабевая даже ночью.
Том оставил свой кинжал на верхушке грот-мачты.