Наконец старший охранник пожал плечами:
– Ты выбрал неподходящее время. Господин сегодня уже приказал казнить двоих. А теперь совещается с людьми, прибывшими с материка. Но ты всегда был рисковым парнем, Юсуф, тебе всегда нравилось плавать рядом с тигровыми акулами. Входи, если не боишься.
Опустив саблю, он с ухмылкой отступил в сторону.
Юсуф еще крепче стиснул руку Дориана, но его пальцы дрожали. Он повел мальчика через дверь в комнату за ней и прошипел ему на ухо:
– Падай! Падай на живот!
Дориан сделал вид, что ничего не понял, и даже стал сопротивляться, когда провожатый попытался бросить его на пол.
Какое-то время они боролись на пороге, потом Юсуф отпустил Дориана и позволил ему стоять, а сам пополз через комнату к четверым мужчинам, сидевшим в дальнем ее конце.
Дориан, все так же стоя на ногах, постарался скрыть неуверенность и огляделся по сторонам. Он увидел, что, хотя стены выложены из неоштукатуренных коралловых блоков, их завесили яркими коврами и расписали картинами. Но в целом никакой роскоши в комнате не наблюдалось.
Грубый пол был чисто выметен, но и только; из мебели здесь имелся лишь единственный низкий стол и груды подушек, на которых сидели мужчины. Они с откровенным презрением смотрели на подползавшего к ним Юсуфа, непрерывно бормотавшего молитвы, хвалы и извинения.
– Великий господин! Любимец Аллаха! Меч ислама! Победитель неверных! Да пребудет с тобой мир!
Дориан узнал человека, сидевшего к нему лицом. В последний раз он видел его на шканцах «Минотавра».
И он знал, что никогда не забудет это лицо.
Оно под зеленым тюрбаном казалось вырезанным из древесины тика или какого-то другого чрезвычайно твердого материала. Кожа так туго обтягивала череп, что скулы мужчины словно выпирали из-под нее. Он обладал высокими и ровными бровями, узким и костистым носом. Борода, спускавшаяся до пояса, была аккуратно разделена на две половины и покрашена хной в яркий имбирный цвет, но сквозь краску проглядывали седые пряди. А губы под висячими усами представляли собой тонкую твердую линию.
Этот практически безгубый, как у рептилии, рот теперь открылся, и из него вырвался мягкий, мелодичный голос; его нежность противоречила жестокости черных глаз.
– У тебя должны быть серьезные причины потревожить нас, – сказал аль-Ауф.
– Могучий лорд, я лишь комок верблюжьего дерьма, высохшего под светом солнца твоего величия!
Юсуф трижды ударился лбом о каменный пол.
– Что ж, это, по крайней мере, правда, – согласился аль-Ауф.
– Я принес тебе великое сокровище, возлюбленный пророка!
Юсуф поднял голову ровно настолько, чтобы показать на Дориана.
– Какой-то раб? – спросил аль-Ауф. – Да я заполнил рабами все рынки мира! А ты притащил мне еще одного?
– Это юноша, – подтвердил Юсуф.
– Я не педераст, – возразил аль-Ауф. – Я предпочитаю медовые женские сосуды.
– Да, это мальчик, – нервно забормотал Юсуф, – но необычный мальчик. – Он снова прижался лбом к полу. – Это золотой мальчик, только он дороже золота!
– Ты болтаешь ерунду и загадываешь загадки, сын больного лесного борова!
– Могу ли я просить твоего позволения показать это сокровище твоим благословенным глазам, о могучий? Тогда ты увидишь, что я говорю тебе правду.
Аль-Ауф кивнул и погладил крашеную бороду:
– Только побыстрее. Мне уже надоела твоя болтовня.
Юсуф резво вскочил на ноги и, подобострастно согнув спину почти вдвое, попятился к Дориану. Взяв мальчика за руку, он толкнул его вперед.
Дориан облился потом от ужаса.
– Делай, что я говорю! – прошипел Юсуф, пытаясь скрыть собственный страх. – Или я прикажу тебя кастрировать и отдам на потеху своей команде!
Он вытащил Дориана на середину комнаты и остановился позади него.
– Великий господин, Муссалим бин Джангири, я покажу тебе нечто такое, чего ты никогда не видел прежде!
Он чуть помедлил, ожидая, пока сидевшие мужчины сосредоточатся, а потом широким жестом сбросил капюшон с головы Дориана.
– Вот! Корона пророка, предсказанная в пророчестве!
Четверо мужчин молча уставились на Дориана.
К этому времени Дориан уже привык к тому, как реагирует любой араб, увидевший его в первый раз.
– Да ты просто покрасил его волосы хной! – сказал наконец аль-Ауф. – Как я крашу свою бороду.
Но в его голосе слышалась неуверенность, на лице отразилось благоговение.
– Нет, господин.
Юсуф уже становился увереннее. Он возражал аль-Ауфу без малодушия, перейдя ту грань, за которой умирали многие.
– Это Господь покрасил его волосы, как Он покрасил волосы Мухаммеда, своего единственного истинного пророка.
– Да славится Аллах, – тут же машинально пробормотали мужчины.
– Подведи его сюда! – приказал аль-Ауф.
Юсуф схватил Дориана за плечи и чуть не сбил с ног в пылу повиновения.
– Полегче! – предостерег его аль-Ауф. – Осторожнее с ним обращайся!
Юсуфа обрадовал этот выговор, поскольку он показывал: аль-Ауф не отрицал возможной ценности нового раба. И Юсуф уже более мягко подтолкнул Дориана вперед и заставил опуститься на колени перед корсаром.
– Я англичанин! – произнес Дориан.
К несчастью, его детский голос дрогнул и прозвучал тихо и жалобно.
– Уберите от меня свои грязные кровавые руки!