Муссон

– У него сердце черногривого льва в теле молочного теленка, – одобрительно кивнул аль-Ауф. – Но что он сказал?

Никто ему не ответил, и аль-Ауф снова посмотрел на Дориана:

– Ты говоришь по-арабски, малыш?

На язык Дориана просился гневный ответ на том же языке, но он сдержался и снова заговорил по-английски:

– Ты можешь катиться прямиком в ад и передать дьяволу мои комплименты, когда окажешься там!

Это было одно из выражений его отца, и Дориан почувствовал, как храбрость возвращается к нему. Он попытался подняться с колен, но Юсуф удержал его.

– Он не говорит по-арабски, – сказал аль-Ауф, и в его тоне послышалась нотка разочарования. – А это было частью пророчества святого Таймтайма, да будет он благословен навеки.

– Он может научиться, – предположил Юсуф, снова ощущая отчаяние. – Если ты предоставишь его мне, он уже через месяц будет наизусть читать Коран!

– Это не одно и то же, – покачал головой аль-Ауф. – В пророчестве говорится, что из моря явится ребенок с красным покровом пророка на голове и будет говорить на языке пророка.

Аль-Ауф молча уставился на Дориана.

Дориан постепенно начал догадываться, что никто из этих арабов никогда прежде не видел рыжих волос.

И он теперь понемногу стал понимать, что они смотрели на его волосы как на некий священный символ: они говорили, что их пророк Мухаммед имел такие же волосы. Дориан смутно припомнил, что рассказывал Эл Уилсон во время одной из своих длинных лекций о мусульманской вере. Ему стало ясно, что аль-Ауф красил собственную бороду, подражая пророку.

– Может, его волосы все-таки искусно покрашены, – наконец мрачно высказался аль-Ауф. – И если это так, – он вдруг нахмурился, глянув на Юсуфа, – я вас обоих отправлю на поле казни.

Дориана снова объял такой ужас, что у него перехватило дыхание. Воспоминание о замученных, изуродованных людях на треногах в пальмовой роще с тошнотворной яркостью обожгло его ум.

Юсуф снова рухнул на колени, бормоча что-то о своей невиновности и пытаясь поцеловать ногу аль-Ауфа. Корсар пинком отшвырнул его прочь и повысил голос:

– Пошлите за врачом Бен Абрамом!

Через несколько минут почтенный араб спешно вошел в комнату и поклонился аль-Ауфу. Его лицо украшали серебристо-белые борода и брови. Кожа бледностью походила на яичную скорлупу, а яркие глаза светились умом.

Даже аль-Ауф говорил с ним любезным тоном:

– Осмотри этого иностранца, дядюшка. Волосы у него природного цвета или покрашены? Скажи, здоров ли он, хорошо ли сложен.

Руки врача, легшие на голову Дориана, оказались мягкими, но крепкими, и Дориан отдался его прикосновениям, не сопротивляясь, хотя и напрягся всем телом.

Бен Абрам взъерошил шелковистые рыжие локоны и пропустил их между пальцами, слегка прищелкивая языком.

Потом он раздвинул волосы Дориана и пристально всмотрелся в кожу под ними, поворачивая голову мальчика так, чтобы на нее падал свет из высоких зарешеченных окон. Он даже понюхал волосы, стараясь уловить запах каких-нибудь препаратов или трав.

– Я никогда не видел подобного за те пятьдесят лет, что занимаюсь врачеванием, ни у мужчин, ни у женщин, хотя и слыхал о людях с севера Парфянского царства, увенчанных так же, – сказал наконец Бен Абрам.

– Значит, они не крашеные.

Аль-Ауф подался вперед на своих подушках, в нем снова пробудился интерес.

– Нет, это его природный цвет, – подтвердил Бен Абрам.

– А как насчет его тела?

– Посмотрим. Скажи ему, чтобы разделся.

– Он не говорит на языке пророка. Придется тебе самому его раздеть.

Но даже с помощью Юсуфа, державшего Дориана, им не удалось исполнить приказ. Дориан сопротивлялся, как дикая кошка, которую суют головой в бочку с холодной водой. Он царапался, брыкался, кусался, и наконец пришлось позвать двух охранников, чтобы справиться с ним.

И вот он встал перед мужчинами обнаженный, и каждую его руку держали стражи, не давая Дориану прикрыться ладонями.

– Вы только посмотрите на его кожу: какой цвет, какая гладкость! – восторженно произнес Бен Абрам. – Она прекрасна, как тончайший шелк, и такого же оттенка, как жеребец султана. Никаких изъянов! Она полностью соответствует цвету его волос и, без сомнения, доказывает, что я не ошибся. Все его краски природные.

Аль-Ауф кивнул:

– А что еще?

– Держите его! – велел Бен Абрам стражам.

Укус на его запястье еще кровоточил. Врач осторожно протянул руку и начал ощупывать маленькие белые гениталии Дориана.

– Они еще не опустились в свои мешочки, но прощупываются.

Он повертел между пальцами детский белый пенис:

– Как видите, он еще не созрел, но…

Он слегка потянул за пенис.

Дориан извивался в руках стражей, и вся его решимость скрывать свое знание исчезла перед стыдом и унижением.

– Ты чертова свинья! – заорал он по-арабски. – Убери от меня свои вонючие руки, или, клянусь Богом, я убью тебя!

Аль-Ауф откинулся назад, потрясенный, на его костлявом лице отразилось религиозное благоговение.

– Он говорит! Это пророчество!

– Милостив Аллах! Восхвалите Его светлое имя! – закричали мужчины.

– Это пророчество святого Таймтайма!

* * *

Том, приложив рупором ладони ко рту, закричал из своего гнезда на фок-мачте:

– Парус!