Мудрые детки

Я понимала, что мне надо пойти и утешить Нору, но сил больше не оставалось, я была пьяна в стельку. Продравшись к выходу, оставляя кошмарный банкет позади, я ступила в прохладную темноту и натолкнулась, можно сказать, попала в объятья...

— Куда тебя несет, — прикрикнула она.

В нос ударил лучший на свете, ни с чем не сравнимый запах — божественная смесь джина, капусты, заношенного белья и нафталина.

— Бабушка!

Щелк! Пробегая мимо, папарацци сделал снимок старушки, напоминающей монументальный, закопченный, со множеством готических элементов лондонский вокзал Сент-Панкрас, замершей в объятиях человека-осла.

Бравая старая перечница — она, оказывается, прилетела по воздуху. Заложила “дедовские” часы и пустилась в полет. Не всю дорогу, конечно, только от Нью-Йорка, — но зато вдвое быстрее. Получив наши телеграммы, она тут же отправилась в агентство ’Томас Кук“ на Пикадилли: ”В Голливуд мне нужно, да поживее!“

Белую кошку мы потом увезли с собой в Брикстон, Дейзи она больше не требовалась. Живя у нее, киска не проявляла признаков ни того, ни другого пола, потому что, как оказалось, Дейзи запирала ее во время течки в шкаф, но, поселившись на Бард-роуд, она превратилась в фабрику по производству котят. Основательница кошачьей династии Шанс. Пережила с нами все бомбежки. По шесть котят дважды в год как часы, пока не умерла от кошачьего гриппа в пятьдесят первом. Она была нашим единственным голливудским сувениром, если не считать пальто из чернобурки, о которых лучше не вспоминать, да нескольких книг с автографами.

Мудрые и печальные, мы с бабушкой возвращались домой. Последнее слово, естественно, осталось за мамашей Тони. Что?

Ее сыночку жениться на возрожденной девственнице? В Маленькой Италии этот номер не пройдет! Рассвирепев, Нора ни слезинки не пролила, а когда он появился, чтоб забрать обручальное кольцо, она, продолжая паковать чемоданы, двинула ему так, что сломала челюсть. Чингисхан, оправившись от шока, стал жить-поживать и добра наживать с поддельной Дорой, и если вы этому верите, то поверите чему угодно; однако я точно знаю, что с Дейзи он больше не сошелся, и, хотя и пытался разрушить ее карьеру, ей было до лампочки. Мельхиору, однако, дорога в кино была заказана. Капут. Финиш.

Кроме того оказалось, что Дейзи вовсе не была беременна, просто случилась дисменорея и легкое несварение желудка. Она начала набрасываться на Мельхиора уже на свадьбе, а к концу медового месяца они грызлись как кошка с собакой; потом Дейзи опять уехала в Мексику, а Мельхиор — без жены, без детей, без работы, без надежд и желаний — вернулся в Лондон. Но тут очень вовремя объявили войну, он без промедления записался в армию и стал героем. Морская авиация. Серьезно. Кто бы мог подумать?

Но Голливуд для него с тех пор был закрыт.

Дейзи до сих пор посылает нам открытки на Рождество. Она зла никогда не помнила. Включите телевизор — она все еще там; годы ее не тронули. Никогда красотой не блистала, ничего и не потеряла, раз терять было нечего. Все такая же блондинка, те же похабные шуточки сыплются с языка. Нынче она играет матрон в телесериалах; декольте у нее для восьмидесяти очень недурное.

Все еще в строю. Мне она всегда была по душе.

Часть четвертая

 “Пусть другое перо расскажет про бедность и вину”. На букву “О” — Джейн Остин “Мэнсфилд Парк”. Не хочу писать про войну. Достаточно сказать, что военные годы — это не сахар, совсем не сахар.

Помнить-то я помню, но рассказывать не хочется, так-то. Хотя некоторые вещи забыть невозможно.

Откликнувшись на патриотический призыв, мы откармливали на заднем дворе свинью, кидали ей всякие отбросы — картофельные очистки, чайную заварку. Бабушка в ней души не чаяла и, естественно, слышать не хотела про скотобойню, но после того, как бабушку накрыло, свинья пришлась кстати на поминках. Бабушка подняла бы хай до небес, если бы знала, что, не успев ее кремировать, мы подали гостям на стол ее хорошо прожаренную любимицу, но из чего еще прикажете поминки устраивать? Люди добирались за несколько миль, не могли же мы предложить им шинкованную капусту. Старая Няня принесла от леди А., поселившейся в смятении чувств где-то у черта на куличках огромную корзину яблок. Мы специально оговорили, чтобы не было цветов: по крайней мере, в этом мы уважили бабушкину волю.

Пришла Син с детишками, но таксиста с ними не было, он воевал в Северной Африке, да так там и остался, бедняга, в песчаной могиле. Син после этого так и не оправилась и продолжала с тех пор угасать, пока в сорок девятом ее не унес азиатский грипп. Толпы бывших жильцов — престарелые танцоры, антикварные сопрано. Соседи. Зеленщик с брикстонского рынка. Несметное количество владельцев питейных заведений. Половина труппы “Что же вы хотите, Уилл?”, мать композитора в новом траурном пальто. Я надеялась, что, прослышав от кого-нибудь про поминки, появится белокурый тенор, однако — увы, не повезло.