Изнемогший от терзаний, забыв, наконец, об унижениях и невзгодах последних месяцев, Задира спал как убитый, и ослиная голова ему сейчас явно была не нужна. Еще я забрала его брюки-гольф и пиджак, неумышленно обнажив при этом на его торсе все розовые участки Британской Империи, включая многобожцев, чад тьмы{107}. Мне претило выставлять нашу нацию напоказ в таком непотребном виде, поэтому, закатив его под фальшивый куст, я собрала охапку фальшивых листьев и прикрыла бедолагу, как могла. Пока я это делала, у меня появилось чувство, будто что-то заканчивается, но думать о том, что именно, не было времени.
В свое время мне часто приходилось менять костюмы на лету — за кулисами, в пантомиме, в ревю, но с такой скоростью я не переодевалась никогда. Так вот и получилось, что я пришла на собственную свадьбу в костюме ткача Задиры, в брюках-гольф и с ослиной головой. Я ощутила комичность ситуации. В конце концов, не каждый день приходится наблюдать со стороны собственное бракосочетание.
Я смешалась с толпящимися вокруг невест феями, гоблинами, духами, мышами, кроликами, барсуками и т. д. и т. п., а те, похоже, растерялись, даже расстроились от стремительности совершающегося бракосочетания и возбужденно переговаривались друг с другом, в то время как их женихи сновали туда-сюда, убирая растительность, стараясь придать месту хоть какое-то подобие церкви и расставляя вокруг лилии, метелки перекати-поля и атласные банты. Из костюмерной прибежали девушки со свадебными фатами и венками из флердоранжа, началась примерка; трое женихов в это время, беспокойно прочищая горло, сгрудились мужской компанией и вытащили сигары.
Но тут произошел сбой. Неизвестно откуда, может, из люка в полу, внезапно, как гром среди ясного неба, появилась маленькая старушонка, которую я до этого ни разу не видела. Тони от потрясения потерял дар речи. На ней было длинное черное пальто и большая черная вуаль; бросившись Тони на шею, она обхватила его руками, и оба разразились потоком слез и восклицаний на итальянском языке. На секунду ослабив хватку, старушка бросила на Нору свирепый взгляд, затем возобновила трескотню; Нора покраснела и закрыла лицо вуалью. Затем мама Тони, ибо это была она — только что приехала на поезде из Маленькой Италии, — отступила на шаг и начала горячо убеждать его в чем-то. Дейзи тем временем украдкой приложилась к серебряной фляжке, а фальшивая Дора, ловко завернувшись в самую непрозрачную фату, скромно примостилась на капельке росы, выжидая.
Опять ударили лютни, на этот раз почему-то мотив “Ранчо в прерии”.
Цок-цок, цок-цок, цок-цок.
Осторожно пробираясь между устилающими пол обломками, на площадке появилась самая большая из всех, кого мне приходилось видеть, белая лошадь, а на ней верхом — самый большой ковбой в гигантской дурацкой белой шляпе и клетчатой рубашке с серебряной звездой на отвороте. Завидев ковбоя, Чингисхан от радости обхватил себя руками; Мельхиор позеленел. Мама Тони бранила его уже так неистово, что он даже не взглянул на ковбоя, но все остальные разразились хохотом, засвистели и зааплодировали; и я тоже завопила с ними хором и затопала копытами.
Вид у Чингисхана был гордый и несколько смущенный. Похоже, эта импровизированная ковбойская свадьба была его идеей. Цок-цок, лошадь переступила и замерла. Глумливо растягивая слова, ковбой прогнусавил:
— Эй вы, адово семя, кто здесь дружкой приходится?
Держась за трос, Пак элегантно спланировал с луны и, пролетая в метре от наших голов, пропищал:
- Я!
— А кольца, бес их раздери, ты приготовил?
У меня зародилось сильное подозрение. Я знала этот голос, эту тушу.
Пак показал пригоршню золота.
— Тогда поскакали!
От блеска яркого, голубоватого света у меня заболели глаза, но я уже догадалась, кто был этот ковбой на белой лошади. Это был...
— Да будет известно всем присутствующим, — пропел ковбой, — согласно дарованным мне полномочиям, в качестве шерифа округа Хазард, штат Техас, объявляю вас... мужьями и женами.
Мама Тони испустила гневный пронзительный вопль. Поздно. Три кольца скользнули на три пальца. Три женщины откинули фату. Не в силах сдержать слезы, я всплакнула. Из меня получилась такая хорошенькая невеста — я просто сияла. Внутри ослиной головы слезы текли по щекам в два ручья.
Внезапно мама Тони, нечленораздельно мыча от ярости, схватила кастрюлю с соусом “Маринара” и выплеснула его прямо на Нору.
Кровь на подвенечной фате! Красные помидорные пятна выглядели как следы злодейства. Схватившись за сердце, мама опрокинулась навзничь. Тони с криком бросился к ней. Вдруг — бам! бам! бам! Автоматный огонь? Нет, просто в самый кульминационный момент церемонии в буфете принялись, стреляя пробками, открывать шампанское, но мы поняли это потом, а тогда началась паника. Все присутствующие попадали плашмя. Белая лошадь испугалась и встала на дыбы. Ковбойская шляпа слетела, показалась копна рыжих волос. Я с самого начала знала, что это Перигрин, но у Мельхиора челюсть отвисла, а Дейзи — та чуть со смеху не померла. Дальше было черт те что.
Камера остановилась.
Все померкло.