Морской ястреб

Во главе шла сотня его пиратов в коротких кафтанах всевозможных цветов, талии их были обвязаны шарфами, за которые были заткнуты целые арсеналы оружия. На некоторых из них были кольчуги, и из тюрбанов высовывалось острие касок. За ними унылые и в цепях шли пять рядов пленников, снятых с голландца, подгоняемых плетьми корсаров. После этого шествовал новый взвод корсаров и потом длинный ряд величественных верблюдов, ведомых громко кричащими жителями Сахары. Затем снова корсары, а за ними, на белом арабском коне, с головой, обмотанной золотистого цвета тюрбаном, ехал Сакр-эл-Бар. В более узких улицах, окаймленных белыми и желтыми домами, пропускавшими только немного света и воздуха узкими окнами, любопытные должны были скучиваться в дверях, чтобы не быть раздавленными верблюдами, поклажа которых, привязанная с двух сторон, заполнила всю улицу. Открытые места, как например берег, площадь перед рынком и подступы к крепости Азада были полны шумящей, вопящей толпой. Тут были и стройные мавры в своих развевающихся одеждах, и полуголые чернокожие из Сузана и Драа, и худощавые выносливые арабы в безукоризненно белых джеллабах. Берберийцы с далеких гор – в черных плащах из верблюжьей шерсти. Левантийские турки и еврейские беглецы из Испании, одетые в европейские костюмы, которых здесь терпели, так как они были связаны с маврами узами общих страданий и общего изгнания.

Под жгучим африканским солнцем эта изумительная толпа зевак собралась приветствовать Сакр-эл-Бара и делала это с таким неистовым шумом, что отголоски доносились до Казбы, расположенной на самой вершине холма.

У рынка процессия разделилась: часть корсаров под предводительством Отмани повела пленных в баньо, а верблюды продолжали подыматься в гору. Через большие ворота Казбы их ввели во двор и погонщики расставили их по обе стороны. Там они тяжело опустились на колени. За ними шли два ряда корсаров, вставших у ворот после земного поклона Азад-эд-Дину. Паша сидел на диване под тентом, возле него стояли визирь Тсаманни, Марзак и охрана из полудюжины янычаров, черные одежды которых были эффектным фоном для его зеленого с золотом одеяния, залитого драгоценностями. На его белом тюрбане сверкал изумрудный полумесяц. У паши был хмурый и задумчивый вид. Он все еще был полон сомнений относительно Сакр-эл-Бара, вызванных в нем злыми речами Фензиле. Но при виде самого предводителя корсаров лицо его прояснилось, глаза засверкали, и он поднялся с места, чтобы приветствовать его, как отец сына.

Сакр-эл-Бар, спешившись, вошел во двор. Огромный и представительный, высоко подняв голову и выставив вперед свою раздвоенную бороду, он с достоинством подошел к дивану в сопровождении Али и человека в тюрбане с лицом цвета красного дерева и с рыжей бородой, в котором не легко было узнать негодяя Джеспера Лей, ставшего теперь ренегатом.

Сакр-эл-Бар опустился на колени и простерся ниц перед своим властелином.

– Благословение аллаха и мир его с тобой, господин мой, – таков был его привет.

Азад наклонившись, чтобы приподнять эту величественную фигуру и заключить ее в свои объятия, так приветствовал его, что Фензиле, подсматривающая из-за решетчатого окна, стиснула зубы.

– Хвала аллаху и нашему властелину Магомету, что ты вернулся в добром здоровье, сын мой. Мое старое сердце уже возрадовалось вестями о твоих победах во славу веры.

После этого разложили все сокровища с голландца и, хотя Азад после рассказов Отмани ждал многого, но то, что он увидел, бесконечно превзошло его ожидания.

Потом все отнесли в сокровищницу, и Тсаманни было предложено подсчитать и определить, сколько причитается каждому, так как в этих предприятиях все были участниками, начиная от паши, представителя государства, до самого последнего корсара, обслуживающего магометанские суда, и каждый получал часть добычи соответственно своему рангу, а одна двадцатая часть всегда доставалась Сакр-эл-Бару.

Во дворе остались только Азад, Марзак, янычары и Сакр-эл-Бар с Али и Джеспером. Тогда Сакр-эл-Бар представил своего нового офицера паше, говоря, что на него сошла благодать аллаха, что он хороший боец и искусный мореплаватель, предоставивший свою жизнь и свои способности на служение исламу, и что его предложение было принято Сакр-эл-Баром и теперь ждало подтверждения Азада.

Марзак стремительно вмешался, воскликнув, что и так уже в рядах мусульманских воинов достаточно еретиков, и Сакр-эл-Бар слишком много взял на себя, решившись на этот шаг.

Сакр-эл-Бар смерил его взглядом, в котором сочетались удивление и гнев.

– Значит, по-твоему предосудительно привести вновь обращенного под знамена нашего владыки Магомета? – спросил он. – Почитай великую книгу и посмотри, что там сказано о долге каждого истинно верующего.

Разгневанный, но побежденный и приведенный к молчанию Марзак отступил на шаг и стоял, кусая губы и глядя на корсара, а Азад кивнул, улыбаясь, головой.

– Ты хорошо знаешь истинную веру, Сакр-эл-Бар, – сказал он, – ты настоящий отец мудрости. – И он приветствовал мастера Лея, принимая его в ряды верных под именем Джеспера Рейса.