Мор

— Нет. — Я завернул четыре гвоздя в тряпицу, сунул ее в карман и похлопал по бочонку. — Отнеси к дому, пусть вместе с телами утопят.

— А штык с ботинком тебе зачем?

— Штык, чтобы раны соответствовали. Ботинком следы нужные под окном оставим. Молоток взял?

— Да.

— Тогда ходу.

Пригибавшийся под тяжестью гвоздей Валентин отволок бочонок в телегу; я вернул Гуго светильник, вышел во двор и уже вместе с усачом зашагал к калитке.

— Куда это вы намылились? — поинтересовалась прятавшаяся в тени Берта.

— Командир спешит в усадьбу вернуться, — объяснил Валентин и ехидно добавил: — А то маркиза проснется, а его нет. Непорядок.

— Иди, трепло, — подтолкнул я его в спину и поморщился из-за бесовски нывшего бедра.

— Ты, Себастьян, смотрю, времени зря не теряешь, — только и покачала головой циркачка.

Я ничего не ответил и, откинув щеколду, приоткрыл калитку. Огляделся и под тихий девичий смех шагнул на улицу.

Не язык, а помело у некоторых…

С графом все прошло без сучка без задоринки. Даже сам не ожидал. Перебрались через забор, придушили дремавшего под окном караульного, влезли в спальню. И не оставили старику ни единого шанса, сразу запихнув в рот кляп и спеленав по рукам и ногам.

Ну да опытному человеку провернуть такое — раз плюнуть. Куда сложнее оказалось начертать на полу, а потом и потолке длиннющую молитву. Хорошо хоть у меня рука набита, иначе до утра бы провозились.

В общем, с графом разобрались без проблем. Настоящие сложности начались после возвращения в усадьбу Левичей.

Как ни крути, покидал я Изабеллу в добром здравии, а вернулся изрядно помятым и забраться на второй этаж по водосточной трубе сумел только со второго захода. Хорошо хоть, сорвавшись первый раз, не нашумел. А то верхнюю одежду заранее снял, чтобы не изгваздать, — и застань меня кто под окнами маркизы в одном исподнем, хлебнул бы лиха.

Но обошлось. Скрипя зубами, влез в спальню, привел в порядок камзол, жадно выхлебал остававшееся в бокале вино и забрался в постель с одним лишь желанием выспаться.

Но мечты о долгом и крепком сне так и остались несбывшимися мечтами — маркиза проснулась еще затемно и, пребывая в игривом настроении, буквально выжала из меня последние остатки сил. А там уже светать начало, и пришла пора возвращаться к себе в комнату.

Не хватало еще, чтобы меня в хозяйской постели застукали. И так сердце не на месте…

— Себастьян, тебя что-то беспокоит? — приподнялась с подушки Изабелла, заподозрив по моей осунувшейся физиономии неладное.

Я лишь тяжело вздохнул, уселся на кровати и потянул на себя простыню. Потянул, желая скрыть побагровевший след укуса на левом бедре, а вовсе не из-за неуместной сейчас стыдливости. Сама маркиза обнаженной груди, на удивление пышной для дамы столь хрупкого сложения, совершенно не стеснялась и потому тихонько рассмеялась, заметив мое смущение:

— Ну же, Себастьян! Что случилось?

Я недолго поколебался, но решил ответить правду:

— Просто не понимаю, как это у нас получилось. Не в моих правилах оказывать внимание замужним дамам.

— Жалеешь?

— Вот еще! — фыркнул я. — Но если об этом узнает твой супруг… Я-то уеду, а тебе с ним жить.

— Себастьян, ты просто чудо! — улыбнулась маркиза и откинула с себя и без того почти не скрывавшее наготу одеяло. — Не беспокойся, мой благоверный от всего этого только выиграет.

— Как так?

Ничего не ответив, Изабелла облачилась в тончайший пеньюар и отошла туалетному столику. Придирчиво оглядела себя в зеркало, разгладила пару морщинок и встала у открытого окна.

— Всю жизнь я закрывала глаза на его интрижки. Старалась не слышать сплетен, надеялась, что когда-нибудь все переменится. Куда там! С каждым годом становилось лишь хуже и хуже. А теперь, когда с нашей доченькой приключилось такое несчастье, когда мне так нужна его поддержка… — Раскрасневшаяся Изабелла осеклась, не справившись с нахлынувшими эмоциями, но сумела взять себя в руки и продолжила: — Когда я больше всего в нем нуждалась, этот гад укатил в столицу! Бросил нас на произвол судьбы! И знаешь, Себастьян, — захотелось его убить!

— Не стоит… — Неловкость ситуации не помешала мне просунуть ноги в узкие брючины и затянуть ремень.

— Захотелось схватить что-нибудь тяжелое и выбить из него всю дурь! И я поняла, что не смогу простить, как делала всегда. Что надо найти отдушину, иначе рано или поздно обида разъест меня изнутри и доведет до беды! А мне, знаешь ли, вовсе не хочется потерять детей, дом, положение в обществе… — Маркиза понемногу успокоилась, и теперь ее волнение выдавала лишь резко вздымавшаяся грудь. Хозяйка особняка отошла от распахнутого окна и присела на кровать. — Твое внимание, Себастьян, и стало той самой отдушиной. Оно перекрыло обиду, напомнило, что тридцать пять лет и три ребенка — это еще не старость. Ты помог мне вернуть уверенность, но теперь я постараюсь тебя забыть. Пообещай, что никогда не вернешься…

— Не вернусь, — подтвердил я, одну за другой застегнул пуговицы рубахи и подмигнул: — Но не забуду.

— Спасибо. — И озябшая Изабелла скользнула под одеяло. — Спасибо тебе, Себастьян, за все.