Валентин объявился уже после полудня. С покрасневшими от недосыпа глазами, усталый и злой, как бес. Если я хоть немного успел вздремнуть, то его выдернули из постели еще до рассвета.
Мне хорошо — я от этого дела заблаговременно отбрыкался, а вот Дрозд как представитель надзорной коллегии хлебнул лиха сполна. Весь город стоял на ушах, слухи множились и становились один невероятней другого, а стражников и вовсе перевели на казарменное положение. Нервотрепка вышла знатная. Когда на тебя наседают, требуя добиться успеха в расследовании совершенного самим тобой преступления, — это что-то с чем-то. В столь двусмысленном положении оказываться еще не доводилось.
— Ну едемте, господа хорошие! — сипло поторопил нас Валентин, когда слуги загрузили на крышу кареты пожитки экзорциста.
— Маркиза… — Я поцеловал руку вышедшей проводить нас хозяйки, незаметно для остальных пожал тонкие пальчики и отступил на шаг назад.
— Прощайте, Себастьян. Благодарю вас за все. — Изабелла скрыла улыбку, приложив к губам надушенный платочек, и повернулась к экзорцисту, уже не находившему себе места от нетерпения: — Брат Марк, вы всегда будете желанным гостем в нашем доме. Не спаси вы душу Вероники, я бы этого не пережила. Да хранят вас Святые.
— Вы слишком добры ко мне. — Парень шевельнулся, и нашитые на его одеяние колокольчики мелодично звякнули. — К сожалению, дела не ждут…
— Прощайте!
Мы погрузились в карету, Валентин велел сидевшему на козлах мальцу сильно не гнать, залез к нам и моментально заснул. Марк поглядел на него с неприкрытым удивлением; я только усмехнулся и тоже прикрыл глаза.
А что? Разве кто-то подряжался развлекать экзорциста в дороге разговорами? Не припомню ничего такого…
На въезде в город нас остановили стражники. Распахнули дверцу, глянули на нахохлившегося подобно ворону брата-экзорциста да продиравшего глаза Валентина Дрозда, заранее выпроставшего из-под камзола служебную бляху, и без вопросов разрешили ехать дальше.
— А куда ехать-то? — подошел бросивший поводья малец. — Господин Дрозд, куда вас везти?
— Ну? — глянул на меня Валентин покрасневшими глазами безумного кролика и сунул ладонь под ворот, где на шее багровела оставленная веревкой ссадина.
— Вы езжайте в ратушу и отыщите Яна Горача. Как переговорите с ним, встретимся в корчме, где мы с тобой ужинали. А я пешком пройдусь.
— Ясно, — просипел усач и легонько щелкнул паренька по носу: — Все слышал?
— Так точно! — звонко отрапортовал тот и вернулся на козлы.
На следующей улице я выбрался из кареты и захромал по пыльной дороге, внимательно поглядывая по сторонам. Немного покружил, высматривая возможных соглядатаев, не заметил никого подозрительного и юркнул во двор снятой циркачами лачуги.
Сидевший на завалинке Гуго сразу отставил стакан с вином и выглянул на улицу. После распахнул скрипучую дверь и запустил меня в скудно обставленную комнатушку. Всей мебели — рассохшийся стол, пара табуретов, печь в углу да узкая кровать. На кровати дрыхла Берта, и, значит, Гуго сегодня пришлось ночевать на полу. Впрочем, он мог и вовсе не ложиться — вино и золото, какой фигляр променяет их на сон?
— Ну как? — повернулся я к нему.
— Все в лучшем виде сделали, — заявил седой фокусник. — Вовек не найдут.
— Дом сгорел?
— Полыхнул, как стог сена.
— С деньгами что? Уже поделил?
— Тут есть две новости, — смутился Гуго. — Как водится, одна хорошая, другая плохая.
— Выкладывай уже, — поморщился я.
— Сейчас.
Фокусник опустился на колени и, насвистывая «Полет стрижа», начал шарить под печью, а проснувшаяся Берта откинула одеяло, в одной ночной рубахе прошлепала босыми ногами по полу и чмокнула меня в щеку.
— И как маркиза? — спросила она, наливая себе воды.
— Ты о чем-нибудь другом думать в состоянии? — нашелся я и поторопил Гуго: — Ну сколько можно возиться уже?!
— Сейчас, сейчас! — отозвался фокусник. Выложил на стол увесистый сверток и прикрикнул на девушку: — Брысь отсюда! Не видишь, дела у нас?
— Покричи еще на меня, — зевнула Берта и вернулась в постель. Там завела руки за голову и потянулась, да так, что на обтянувшей грудь сорочке проступили бугорки сосков. — Думать о другом? Кто бы говорил, Себастьян! Ты вот куда сейчас смотришь, охальник?
— Цыц! — погрозил ей пальцем Гуго и протянул мне монету: — Зацени!
Я взял блестящую крону, присмотрелся к одутловатой физиономии Грегора Четвертого, провел ногтем по ребристому гурту, взвесил золотой кругляш в руке. На первый взгляд — порядок. Не спилена, не сточена. Полновесная.
— И эту.
Вторая крона тоже оказалась без единой потертости, словно только-только покинувшей монетный двор, а когда фокусник выложил третий золотой, у меня зародилось нехорошее подозрение. Слишком уж они все новехонькие, будто и муха не сидела.
— И остальные. — Гуго распотрошил оберточную бумагу и рассыпал по столу стопку желтых кругляшей.
— Вот как?!