Молодые львы

Они сели в одной из кабинок, дожидаясь появления Милтона Слипера, автора пьесы, которую хотел продюсировать Кахун, и Кирби Хойта, киноактера, которого Кахун хотел уговорить сыграть главную роль.

– Что меня больше всего раздражает в Голливуде, – проворчал Кахун, – так это всеобщая привычка заниматься делами за ланчем. Парикмахера и то не наймешь, если не накормишь и не напоишь его до отвала.

Фарни царственной походкой обходил кабинки, пожимая руки и целуя щечки. Он был агентом ста пятидесяти самых высокооплачиваемых киноактеров, сценаристов, режиссеров. Ресторан служил Фарни тронным залом, ланч использовался для аудиенций. Фарни хорошо знал Майкла и вновь и вновь пытался убедить его перебраться в Голливуд и заняться режиссурой, обещая славу и деньги, которые ждут его на этом поприще.

– Привет. – Пожимая руки, Фарни улыбался своей характерной добродушно-нагловатой улыбкой, которая, по его мнению, убеждала работодателей более щедро оплачивать услуги его клиентов. – Как вам это нравится? – Вопрос был задан с таким видом, будто война – это представление, которое Фарни срежиссировал лично и теперь очень этим гордится.

– Это самая лучшая маленькая война, в которой мне довелось участвовать, – подыграл ему Майкл.

– А сколько тебе лет? – Фарни пристально посмотрел на Майкла.

– Тридцать три.

– Могу устроить тебя во флот. Офицерское звание гарантирую. В управление связей с общественностью. Или на радио. Хочешь?

– Господи, – пробурчал Кахун, – неужели и флот пользуется услугами агентов?

– Мой друг – капитан первого ранга. – Фарни нисколько не обиделся на реплику Кахуна. – Так что? – Он опять посмотрел на Майкла.

– Сейчас – нет. В ближайшие два-три месяца я воевать не готов.

– Через три месяца… – Фарни улыбнулся двум красоткам в соседней кабинке, – …через три месяца ты будешь подстригать траву в садах Йокогамы.

– Дело в том, – Майкл попытался изгнать из своего голоса героику, – что я хочу пойти в армию рядовым.

– Святый Боже, это еще зачем?

– Долгая история. – Майкл смутился. – Расскажу в другой раз.

– А ты знаешь, что собой представляет рядовой в нашей армии? Гамбургер! Мелко нарубленное мясо плюс, при удачном раскладе, малая толика жира. Победной тебе войны. – Фарни помахал Майклу рукой и проследовал дальше.

Кахун мрачно смотрел на двух комиков, которые шли вдоль бара, громко смеялись и пожимали руки всем подряд.

– Ну и ну! Я бы дал японскому главнокомандующему пятьсот долларов и два билета в первый ряд на премьеры всех моих спектаклей, если бы он завтра же разбомбил этот город. Майкл, – продолжал он, не решаясь посмотреть на Майкла, – пусть я покажусь тебе эгоистом, но я должен это сказать.

– Выкладывай.

– Не уходи в армию, пока мы не поставим эту пьесу. Я слишком устал, чтобы вытянуть ее в одиночку. А ты со мной с самого начала. Слипер, конечно, отвратительный тип, но он написал хорошую пьесу, и ее надо поставить…

– Не волнуйся, – мягко ответил Майкл, подумав, что хватается за слова Кахуна, как за спасительную соломинку. Вот он, благородный предлог для того, чтобы не надевать на себя военную форму еще целый сезон. – Я тебе помогу.

– Пару месяцев без тебя обойдутся, – добавил Кахун. – Войну мы все равно выиграем.

Он замолчал. Лавируя между столиками, к ним направлялся Слипер, красивый мужчина крепкого сложения, державшийся очень самоуверенно. Пару лет назад Слипер написал две нашумевшие пьесы о рабочем классе. Одет он был, как и положено молодому, но уже достаточно известному писателю: темно-синяя рабочая блуза и съехавший набок узел галстука. За столик Слипер сел, никому не пожав руки.

– Господи, – проворчал он, – ну почему мы должны обсуждать наши дела, задыхаясь от запаха духов?

– Место встречи определила твоя секретарша, – напомнил Кахун.

– У моей секретарши сейчас только два желания. Она хочет трахнуться с венгерским продюсером, который работает на студии «Юниверсал», и сделать из меня джентльмена. Она из тех женщин, которым никогда не нравятся ваши рубашки. Причем она не упускает случая сказать мне об этом. Думаю, такие дамы вам знакомы.

– Мне тоже не нравятся твои рубашки, – заметил Кахун. – Ты зарабатываешь две тысячи долларов в неделю, так что можешь покупать себе более приличную одежду.

– Двойной скотч, – бросил Слипер подошедшему официанту. – Так что, Дядюшка Сэм решил-таки выступить в защиту человечества?

– Ты переписал второй акт? – не обращая внимания на его слова, спросил Кахун.

– Ради Бога, Кахун! Да разве можно работать в такое время?

– Я как раз об этом и спрашиваю.

– Кровь! – прогремел Слипер. Майкл решил, что говорит он, как персонаж в одной из его пьес. – Кровь на пальмах, кровь на радиопередатчиках, кровь на палубах, а он интересуется вторым актом! Проснись, Кахун. Произошло событие космического масштаба. Содрогается земля. Человечество ворочается в тяжком сне, корчится от мук, обливается кровью.

– Прибереги этот пафос для сцены в суде.