Молодые львы

Гул орудий, доносящийся с далеких хребтов, становился все громче и громче, и Майкл ощущал, как крепнет его уверенность в том, что теперь он наконец-то найдет дух равенства, открытость сердец, единение тысяч людей – все то, о чем он мечтал, уходя в армию, но до сих пор, увы, не видел. Где-то впереди, на содрогающейся от разрывов снарядов земле, ему предстоит найти Америку, с которой он не сталкивался на своем родном континенте, израненную и умирающую Америку, но Америку друзей и соседей, ту Америку, где человек может отбросить свои интеллигентские сомнения, почерпнутый из книг цинизм, страх перед жизнью, смиренно и с благодарностью забыть про собственное «я»… Ной, возвращавшийся к своему другу Джонни Бурнекеру, уже нашел эту страну, это чувствовалось по тому уверенному спокойствию, с которым он разговаривал и с сержантами, и с генералами. Изгнанники, живущие в грязи и страхе смерти, они приобрели то, чего не могли найти в прежнем доме, который их заставили покинуть. Здесь, на немецкой земле, возникла умытая кровью Утопия, где люди не делились на богатых и бедных; здесь в разрывах снарядов родилась Демократия, при которой все средства существования принадлежали обществу в целом, пища распределялась по потребности, а не по толщине кошелька, свет, тепло, жилище, транспорт, медицинское обслуживание и похоронные услуги оплачивались государством, и всем доставалось поровну независимо от того, негр ты или белый, еврей или не еврей, рабочий или капиталист, а средства производства – карабины, пулеметы, минометы и базуки – принадлежали тем, кто ими пользовался. То был идеальный христианский социализм, при котором все работали для общего блага и только одна причина – смерть – могла заставить кого-то бросить работу.

Командный пункт капитана Грина располагался в небольшом крестьянском домике. Крутой, высокой крышей он напоминал средневековые домики, какие рисовали в книгах сказок или изображали в мультфильмах. В дом угодил только один снаряд, и брешь прикрыли дверью, которую взяли в спальне на втором этаже. За домом, у стены, обращенной к тылу, стояли два джипа. В них, завернувшись в одеяла и надвинув каски на нос, спали два бородатых солдата. Грохот орудий здесь был значительно сильнее, к нему прибавился посвист снарядов, улетающих в сторону немецких позиций. Дул сильный ветер, деревья стояли голые, дороги и поля покрывала непролазная грязь. Кроме двух спящих солдат, они не увидели ни души. Наверное, подумал Майкл, в ноябре так выглядит любое хозяйство: урожай собран, земля отдана на откуп природе, крестьянин целыми днями спит дома, и ему снятся сны о весне.

Стоило ли нарушать все армейские запреты, пересечь половину Франции, проделав долгий путь по дорогам, забитым орудиями, танками, войсками, тяжелыми грузовиками, чтобы очутиться в этом спокойном, забытом людьми и Богом, не таящем в себе опасности местечке? Штаб армии, корпуса, дивизии, полка, батальона, командный пункт роты. Они спускались по ступеням армейской иерархии, как матросы – по веревке с узлами, наконец добрались до цели, и теперь, глядя на дверь крестьянского дома, Майкл задавался вопросом, а стоила ли овчинка выделки, может, зря они приложили столько стараний… Армия – самый бюрократический институт государства, а они вели себя очень уж вольно, нарушив, должно быть, десятки параграфов военного устава, хотя каждое нарушение влекло за собой конкретное и очень серьезное наказание.

А вот Ною такие мысли даже не приходили в голову. Три последние мили он прошел быстрым шагом, не обращая внимания на грязь. Когда он открыл дверь и переступил порог, на его губах затрепетала напряженная улыбка. Майкл последовал за ним.

Капитан Грин разговаривал по полевому телефону, стоя спиной к двери.

– О какой обороне может идти речь, сэр? – говорил он. – Фронт так растянут, что в любом месте можно провести слона и никто ничего не заметит. Мне немедленно нужны как минимум сорок человек. Перехожу на прием.

Он переключил рычаг, и по проводам до них донесся голос командира батальона, злой и нервный. Рычаг вернулся в прежнее положение.

– Да, сэр, я понимаю, что мы первыми получим пополнение, как только оно прибудет в батальон. А пока, если фрицы перейдут в атаку, они пронесутся сквозь нас, как слабительное по кишечнику. Что мне делать, если они будут атаковать? Перехожу на прием.

Вновь из трубки донеслось что-то злобное.

– Да, сэр. Я понял. Это все, сэр.

Капитан положил трубку на аппарат и повернулся к капралу, который сидел за сколоченным из подручных материалов столом.

– Знаешь, что сказал мне майор? – В голосе Грина слышалась тоска. – Он сказал, что я должен уведомить его, если фрицы перейдут в наступление. Юморист! У нас в армии, похоже, появляется новая специальность. Уведомители! – Он устало взглянул на Ноя и Майкла: – Вам чего?

Ной ничего не ответил. Грин присмотрелся повнимательнее, потом улыбнулся, протянул руку.

– Аккерман. – Они пожали друг другу руки. – Я думал, ты уже штатский.

– Нет, сэр, – ответил Ной. – Я не штатский. Вы помните Уайтэкра, не так ли?

Грин повернулся к Майклу.