Из-под дерева у дороги вышел человек и замахал рукой. Священник плавно сбросил скорость, остановил джип. На обочине стоял лейтенант авиации, весь промокший, в морском бушлате, держа во второй руке автомат со складным прикладом.
– Запрыгивай на заднее сиденье, мальчик, – радушно пригласил его священник. – Джип священника подбирает всех, кто голосует на дороге.
Лейтенант уселся рядом с Майклом, и джип покатил дальше по вконец раскисшей дороге. Майкл искоса глянул на лейтенанта. Совсем молодой, еле шевелится от усталости, а одежда явно с чужого плеча. Лейтенант заметил изучающий взгляд Майкла.
– Наверное, вас интересует, что я делаю на этой дороге?
– Да нет же, – без запинки ответил Майкл. Ему совершенно не хотелось вступать в доверительную беседу. – Нисколько не интересует.
– Я из кожи вон лезу, но никак не могу найти свою планерную группу.
Майкл и представить себе не мог, как можно потерять целую группу планеров, особенно на земле, но вопросов задавать не стал.
– Я участвовал в Арнемской операции[92], – продолжал лейтенант. – Меня сбили за линией фронта над Голландией.
– Англичане, как обычно, все испортили, – внес свою лепту священник.
– Правда? – вырвалось у лейтенанта. – Я не читал газет.
– А что случилось? – спросил Майкл. Почему-то у него не укладывалось в голове, что этого бледного, совсем молоденького юношу сбили на планере в тылу врага.
– Это был мой третий вылет, – ответил лейтенант. – Сначала Сицилия, потом Нормандия и, наконец, Арнем. Нам обещали, что это будет последнее десантирование. – Он натужно улыбнулся. – В отношении меня они оказались правы. – Он пожал плечами. – Хотя я им не верю. До окончания войны нас еще сбросят над Японией. – Он дрожал в своей мокрой одежде, которая предназначалась куда более крупному мужчине. – Я не горю желанием высаживаться в Японии. Совсем не горю. Раньше-то я считал себя чертовски смелым парнем, которому по плечу не два, а сто десантирований, но теперь я знаю, что это не так. Когда я в первый раз увидел разрыв зенитного снаряда возле крыла, то больше не смог смотреть по сторонам. Уткнулся носом в колени и пилотировал планер вслепую, говоря себе: «Френсис О’Брайен, ты не боец».
– Френсис О’Брайен, – повторил священник. – Так ты католик?
– Да, сэр, – ответил пилот планера.
– Хочется узнать твое мнение по одному вопросу. – Священник навис над рулем. – В одной нормандской церкви, которой изрядно досталось от нашей артиллерии, я нашел маленький орган с ножной педалью и перевез его на аэродром для проведения воскресных служб. Естественно, мне понадобился органист. Выяснилось, что во всем полку играть на органе умеет только техник-сержант, специалист по вооружению. Итальянец, католик и на органе играет, как Горовиц[93] на рояле. Я взял одного цветного парня подкачивать в орган воздух и в первое воскресенье отслужил потрясающую мессу. Даже полковник пришел и пел псалмы, словно лягушка по весне. Новшество всем очень понравилось. Так вот, в следующее воскресенье итальянец не появился, а когда я разыскал его во второй половине дня и спросил, в чем, собственно, дело, он ответил, что совесть не позволяет ему играть язычникам. А теперь скажи мне, Френсис О’Брайен, католик и офицер, по-христиански ли поступил техник-сержант?
Пилот планера вздохнул. Не вызывало сомнений, что в данный момент он не готов выносить суждение по столь важной и деликатной проблеме.
– Видите ли, сэр, тут обобщения не годятся, каждый поступает так, как велит ему совесть…
– А ты сыграл бы для меня на органе? – с вызовом спросил священник.
– Да, сэр, – ответил пилот планера.
– Ты умеешь играть на органе?
– Нет, сэр.
– В этом-то все и дело! – Священник помрачнел. – Итальяшка – единственный в полку, кто умеет. С тех пор я служу воскресную мессу без музыки.
Долго они ехали в молчании под нудным дождем мимо виноградников и следов прежних войн.
– Лейтенант О’Брайен, – Майклу все-таки захотелось узнать историю этого бледного, похоже, очень мягкого по характеру юноши, – если не хотите, можете не рассказывать, но как вы выбрались из Голландии?