Молодые львы

– Расскажу, почему нет, – пожал плечами лейтенант. – Я увидел, что правое крыло отрывается, и дал сигнал буксировщику, что отцепляюсь. Посадил планер на поле, очень жестко, а когда вылез из кабины, все солдаты, которых я вез, разбежались, потому что от группы домиков, расположенных примерно в тысяче ярдов, начал стрелять пулемет. Я побежал, по пути сорвал с петлиц и выбросил крылышки, потому что люди просто звереют, когда ловят летчика. Вы понимаете, все эти бомбардировки, ошибки, приводящие к тому, что гражданское население гибнет под бомбами, которые предназначались немецкой армии. А отливается все летчикам. Я пролежал в канаве три дня, а потом появился фермер, который дал мне поесть. В ту же ночь он вывел меня в расположение английской разведывательной роты. Англичане довезли меня до побережья, посадили на американский миноносец. Там мне дали этот бушлат. Миноносец две недели болтался в Ла-Манше. Господи, как же мне было плохо! Наконец меня высадили в Саутгемптоне, и я на попутках добрался до того места, где стояла моя авиагруппа. Но они неделей раньше перебазировались во Францию. Меня внесли в списки пропавших без вести, и только Богу известно, что пережила моя мать. Все мои вещи уже отправили в Штаты. Никто не хотел иметь со мной дела. Пилоты планеров, похоже, у всех кость в горле, если только не намечается высадка десанта. Так что ни один командир не желал своей властью выплатить мне жалованье, отправить к месту службы, проявить хоть какое-то участие в моей судьбе. – О’Брайен беззлобно рассмеялся. – Я узнал, что моя авиагруппа где-то здесь, под Реймсом, поэтому добрался до Шербура на грузовом пароходе, перевозившем боеприпасы и продовольствие. Два дня бродил по Парижу… Правда, лейтенанту, которому пару месяцев не выплачивали жалованье, в Париже делать нечего… И вот я здесь.

– Война всем создает сложности, – авторитетно заметил священник.

– Я не жалуюсь, сэр, – торопливо заверил его О’Брайен, – честное слово, не жалуюсь. Раз не приходится участвовать в очередной десантной операции, я, можно сказать, всем доволен. Пока есть уверенность, что я снова смогу торговать пеленками в Грин-Бей, у меня ни к кому нет никаких претензий.

– Чем вы занимались в Грин-Бей? – переспросил Майкл.

– Торговал пеленками, – смутился лейтенант. – На пару с братом. Компания у нас небольшая, но прибыльная. Два грузовика. Сейчас брат все делает сам, но он пишет, что невозможно достать хлопчатобумажную ткань. Поверите ли, на последних пяти письмах, которые я написал перед высадкой в Голландии, стояли адреса ткацких фабрик. Я просил их владельцев выделить хоть что-то нашей компании…

Герои бывают всякие, подумал Майкл.

Машина въехала на окраину Реймса. На всех углах торчали военные полицейские, у собора стоял целый кортеж штабных автомобилей. Майкл увидел, как напрягся Ной, испугавшись, что священник высадит их здесь, в самой гуще тыловой суеты. Но Майкл тут же перевел взгляд на знаменитый собор, обложенный мешками с песком. Цветные стекла витражей вынули, чтобы сохранить их для потомков. Майкл вдруг вспомнил, что давным-давно, еще учась в начальной школе в Огайо, он пожертвовал десять центов на восстановление Реймсского собора, сильно поврежденного во время Первой мировой войны. Глядя на вздымающуюся перед джипом священника громаду, Майкл с чувством глубокого удовлетворения отметил, что его деньги потрачены с толком.

Джип остановился перед штабом зоны коммуникаций.

– Выходи здесь, лейтенант, – священник повернулся к летчику. – Зайди туда и потребуй, чтобы тебя доставили в вашу авиагруппу, где бы она ни находилась. Не стесняйся повысить голос. Если они тебе не помогут, дождись меня. Я вернусь через пятнадцать минут, зайду к ним и пригрожу написать в Вашингтон, если они не решат все твои проблемы.

О’Брайен вылез из машины. Он стоял, сбитый с толку, испуганный, глядя на выстроившиеся рядком обветшалые дома, заранее зная, что проиграет и это сражение с армейскими бюрократами.

– Слушай, у меня есть идея получше, – вновь заговорил священник. – Мы проехали кафе, в двух кварталах отсюда. Ты промок, замерз. Зайди туда, закажи коньяк, укрепи нервную систему. Там и встретимся. Название я запомнил… «Aux Bons Amis»[94].

– Спасибо вам, – поблагодарил О’Брайен. – Но если вы не возражаете, я подожду вас здесь.

Священник перегнулся через Ноя, всмотрелся в лейтенанта, потом сунул руку в карман и достал купюру в пятьсот франков.

– Держи. – Он протянул деньги О’Брайену. – Я и забыл, что тебе не платят жалованья.

О’Брайен взял деньги, смущенно улыбнулся:

– Спасибо вам. Большое спасибо. – Он помахал рукой, повернулся и зашагал к кафе, от которого его отделяли два квартала.

– А теперь, – священник завел двигатель джипа, – займемся вами, тюремные пташки. Сейчас я увезу вас от всех этих вэ-пэ.

– Что-что? – переспросил Майкл.

– Вы же в самоволке. Это написано у вас на лбу. Давай, малыш, протирай ветровое стекло.