Молодые львы

Священник, довольно молодой человек, судя по акценту – южанин, оказался очень разговорчивым. Служил он в полку истребителей П-51 и сейчас ехал в Реймс, чтобы выступить в качестве свидетеля в военно-полевом суде, где слушалось дело одного пилота.

– Бедный мальчик, – говорил священник. – Лучшего парня трудно себе представить. И у него прекрасный послужной список. Двадцать два боевых вылета, один самолет противника он сбил точно, еще два – предположительно. И хотя полковник лично просил меня не выступать в суде, я считаю, что мой христианский долг – приехать туда и высказаться.

– За что его судят?

– Чуть не сорвал вечер, который устраивал Красный Крест, – ответил священник. – Помочился на пол во время танца.

Майкл улыбнулся.

– Поведение, недостойное офицера, как заявляет полковник. – Священник повернулся к Майклу, забыв про дорогу. – Конечно, мальчик перебрал, и я не знаю, о чем он в тот момент думал. Но я лично заинтересован в этом деле. Я долго переписывался с офицером, которому поручена защита. Очень умный парень, прихожанин епископальной церкви, до войны работал адвокатом в Портленде. Да, сэр. И полковник не заткнет мне рот. Я выскажу все, что считаю нужным, и он это знает. Если кто и имеет право обвинять этого мальчика в недостойном поведении, то только не полковник Баттон. – Голос священника переполняло негодование. – Я собираюсь рассказать в суде о поведении полковника на танцах в Далласе, на родине, в сердце Соединенных Штатов Америки, в присутствии американских женщин. Вы можете мне не верить, но полковник Баттон, одетый в парадную форму, отлил в кадку с искусственной пальмой в танцзале одного из центральных отелей города. Я это видел собственными глазами. Дело замяли, учитывая его высокое звание. Но теперь об этом надо сказать открыто, самое время!

Пошел дождь. Вода лилась на земляные укрепления и старые деревянные столбы, к которым в 1917 году крепилась колючая проволока. Священник сбавил скорость, вглядываясь в запотевшее ветровое стекло. Ной, который сидел на первом сиденье, двигал взад-вперед ручной «дворник», сметая со стекла воду. Они проехали огороженный клочок земли с десятью могилами французов, погибших при отступлении 1940 года. На некоторых могилах лежали поблекшие от времени искусственные цветы, на деревянном пьедестале под стеклянным колпаком стояла небольшая статуя какого-то святого. Майкл отвернулся от священника, думая о том, как тесно переплелись на этой земле две войны.

Священник резко нажал на педаль тормоза, дал задний ход и вернулся к маленькому французскому кладбищу.

– Хочу сделать фотографию для своего альбома, – пояснил он. – Как насчет того, чтобы попозировать мне?

Майкл и Ной вылезли из джипа, встали перед крошечным кладбищем. «Pierre Sorel, – прочитал Майкл на одном из крестов. – Soldat, premiere class, ne 1921, mort 1940»[91]. Искусственные лавровые листья, увитые черной траурной лентой, пролежали под дождями и солнцем четыре года.

– С начала войны я сделал больше тысячи фотографий. – Священник уже достал из чехла сверкающую металлом «лейку». – Это очень ценные свидетельства очевидца. Пожалуйста, мальчики, чуть левее. Вот так. – Щелкнул затвор. – Фантастический фотоаппарат! – гордо воскликнул священник. – Позволяет фотографировать при любой освещенности. Я выменял его на два блока сигарет у пленного фрица. Только фрицы умеют делать хорошие фотоаппараты. Они обладают терпением, которого недостает нам. А теперь, мальчики, давайте мне адреса ваших семей в Америке, я сделаю две дополнительные фотографии и отошлю их, чтобы ваши близкие увидели, что вы живы и здоровы.

Ной назвал адрес отца Хоуп в Вермонте. Священник тщательно записал его в записную книжку в черном кожаном переплете с выдавленным на нем крестом.

– Мне фотография не нужна, – сказал Майкл. Ему не хотелось, чтобы отец и мать увидели его худым, изможденным, в плохо подогнанной форме под дождем на фоне маленького, на десять могил, придорожного кладбища, где нашли свой покой десять молодых французов.

– Что за глупости! – воскликнул священник. – Должен же быть у вас человек, который порадуется, получив вашу фотографию. Вы и представить себе не можете, какие добрые письма я получаю от родственников тех мальчиков, чьи фотографии отсылаю в Америку. Вы же умный, красивый, у вас наверняка есть девушка, которая хочет поставить вашу фотографию на столик у кровати.

Майкл на мгновение задумался.

– Мисс Маргарет Фриментл. Нью-Йорк, Десятая улица, дом двадцать шесть. Именно этой фотографии и не хватает на ее прикроватном столике.