Моя жизнь — что это было?

На пороге стояла низкорослая полная блондинистая женщина с невыразительным лицом. Я спросила, могу ли видеть Сергея Николаевича (уж очень важно мне было увидеть лицо её мужа и это не было просто любопытство). Женщина крикнула: «Серёжа, это к тебе», но я тут же добавила, что я к ним обоим. Я представилась: я из собеса. Мне предложили пройти в комнату, правда Сергей Николаевич, вышедший в прихожую, обронил: «что ж так поздно приходите», на что я объяснила, что приходила и раньше, но не могла застать их дома; ну, и извинилась за поздний визит. Это был довольно высокий темноволосый мужчина с немного удлинённым лицом, костистым носом и немного обвисшим подбородком — так я успела его разглядеть. В прихожей и комнате было бедновато и как-то грязновато, но это такое смытое впечатление — я не способна была в своём напряжении что-то разглядывать и, тем более, потом удержать в памяти. Мне предложили стул, хозяйка стояла передо мной, загородив собой мужа, сидевшего на диване в полумраке, поэтому выражения его лица по ходу короткого разговора я не видела. Я объяснила свой визит тем, что мы, по роду службы, общаемся с др, в котором находится ваш сын Олег, и одни мои знакомые хотели бы

забрать ребёнка в семью; но, т.к. мне сказали, что вы приходили к ребёнку и вроде подумывали о том, чтобы его забрать, то, может быть, вы и в самом деле настроены его забрать? Женщина ответила так: «А можно вам позвонить завтра?» Я растерялась, я не готова была на такой вариант ответа, но быстро собралась с мыслями и продиктовала ей номер телефона своей хорошей знакомой. На этом разговор был пока исчерпан, я пошла к выходу, в коридоре встретив, стоявшего около ванной, симпатичного темноволосого молодого человека, их сына. (У них была ещё старшая дочь).

На следующий день я поехала через весь город к моей знакомой и пробыла у неё целый день в ожидании звонка. Она не позвонила. В воскресенье я несколько раз выходила из дома, шла две остановки к единственному работающему телефону-автомату и звонила им домой. И каждый раз трубку брал её муж и вежливо отвечал одно и то же: «её нет дома, перезвоните попозже». Часов в десять вечера мне позвонила знакомая и сообщила, что «она звонила, спрашивала ваш телефон, а я ей ответила, что у „мамы“ пока нет домашнего телефона, и она оставила тогда свой мобильный и просила завтра ей позвонить.» Но я никак не хотела и не могла ждать ещё один день, завтра наступал понедельник, и мне надо было принимать решение, которое ждала директор. Я снова тут же пошла к телефону-автомату, как будто бы я ещё не знала о её звонке, и позвонила опять им домой. На этот раз трубку взяла она сама. Я ждала её ответа. Мною владели двойственные чувства: если они отказываются опять, то я завтра забираю ребёнка, к которому уже немножко привязалась и которого надо вызволять из казённого учреждения, а, если они решили забрать ребёнка, то моя роль была не напрасной и моё вмешательство послужит доброму делу возвращения ребёнка в семью, правда, жаль будет расставаться с Олежкой, ну что ж, главное, чтобы он был в семье.

…Она ответила: «Если семья хорошая, то пусть забирают». У меня спёрло дыхание от обиды за ребёнка. Я спросила: «Это ваше окончательное решение?» Она сказала: «Да». На следующий день я пришла в отдел опеки района др, подала заявление на опекунство над Олегом, через три дня получила разрешение. И в субботу, 24 января 2004 года приехала в дом ребёнка за своим сыночком.

Да, а визу в Кению мне не захотели дать, и вопрос отпал сам собой. Но и я сообщила Рафаэлю, что моя жизнь с этого момента резко меняется, и он на меня больше рассчитывать не может.

Новая жизнь — с сыночком

Итак, 24 января 2004 года я приехала в дом ребёнка за Олежкой. Был выходной день и руководства в др не было. Я смогла прибыть туда только после трёх, т.к. дома всё поджидала Алесю со Славой, которые, как мне сказали, купили для ребёнка удачный комбинезончик и должны были привезти его мне домой, чтобы я с ним поехала за ребёнком. Дело в том, что я до последнего момента не предполагала, что мне его будут отдавать голеньким и сама не успела подыскать ему зимний комбинезон. Поэтому я и задержалась и ребёнка вытащили из кровати ещё сонным после тихого часа. Клавдия Алексеевна (невропатолог), крестившая Олежку, как и других деток в маленькой часовенке, устроенной в др, положила его на столик и стала раздевать, а потом одевать в принесённое мной бельё, приговаривая, что Олежек, когда не выспится, бывает хмурым. Олежек и вправду молчал. Наконец, К.А. его перекрестила и он, в сопровождении сердечных напутствий присутствовавшего персонала, отправился в новую жизнь.