Моя жизнь

Ехали долго и мучительно. Доехали до Красноярска. Их высадили на пустынном тогда правом берегу Енисея. Погода была теплая. Их привезли несколько тысяч. После духоты вагонов – простор Енисея. Люди все были молодые. Радовались, дышали. Искали знакомых и находили. В одном углу какой-то актер читал во весь голос «Евгения Онегина». Вокруг него собралась большая толпа. В другом пели. Те, кто встретил знакомых, не могли наговориться. Радовались моменту, не думая, что будет дальше. У всех было ощущение – хуже, чем было, не будет. Здоров – значит, буду работать. А если работать – можно жить. Через сколько-то дней подогнали баржи и стали их грузить в эти сырые темные баржи, где тесно, темно и душно. Караван поплыл медленно. Пить давали сырую воду из Енисея, ничего горячего. Черный хлеб, селедка. Началась дизентерия. Мертвых долго не выносили, так как достучаться до конвоя было трудно. Умирали, и часто никто не знал фамилии умершего. Выкидывали в реку. Умирало много народу. Стали давать кипяток. Вообще, в Лениной арестантской жизни кипяток играл большую роль, и потом он всегда произносил слово «кипяток» с особым выражением. Единственным развлечением был вынос параши – бочки, наполненной фекалиями, с которой почти не слезали дизентерийные больные. Выносить эту бочку – дохнуть свежего воздуха – было счастьем. Нужно было содержимое вылить за борт и быстро возвращаться. Лене это счастье досталось за все время путешествия только один раз. Он взглянул на Енисей, был поражен, что есть мир Божий, но конвой тут же погнал их в вонючую баржу. Сколько времени они тащились, я не помню.

Наконец, по их расчетам это была ночь, баржи причалили в Дудинке. Они вышли, увидели солнце на небе, только не с той стороны, какой-то мертвенный свет и бесконечную ровную тундру, которую им предстояло осваивать. Это был один час ночи. Им, ослабевшим после такого тяжелого этапа, надо было идти по тундре пешком 120 км до Норильска. Железной дороги еще не было. Леня хороший ходок, у него всегда были крепкие ноги, и ходьба доставляла удовольствие. Как он перенес этот переход – не знаю. Гнус всех сортов, от мелкой мошки до оводов, залезал во все дырки одежды (может быть, часть пути уже ехали по железной дороге). В Норильске они немедленно начали строить. Не помню, сами ли они построили себе бараки или уже в готовые их поместили. Бараки были трехъярусные. Лене сначала попала нижняя полка (считалось «люкс»). Но потом привезли человека Горфункеля (он сейчас в Москве). У него было что-то со спиной, и ему лазать на третью полку было трудно. Леня ему уступил свой «люкс», а сам полез на третью полку. Не было ни матрацев, ни подушек, о белье смешно говорить. Спали не раздеваясь, в телогрейках, закрываясь бушлатами. Все, что имели, клали под себя – иначе украдут. Когда уходили на работу, забирали с собой все, оставляя голые доски. Полотенца для тепла наматывали на шею. Если была посылка, ее носили с собой. В бараке были вместе и уголовники, и «58-я статья». Так называли политических. Уголовники их называли «врагами народа», а в ответ «58-я статья» стала называть уголовников «друзьями народа». «58-я статья» сидела по углам тихо.