Моя жизнь

Основная масса женщин была назначена в лагерь в Потьму. И только несколько человек – в Уфу на ссылку. В Сызрани была пересадка. Привезли в Сызрань. Опять сидеть на корточках. Потом в «черном вороне» привезли в тюрьму. На голом песчаном холме белое здание тюрьмы почему-то без намордников на окнах. Привели нас в комнату, где уже много женщин. Нам надо было переждать несколько часов. Поэтому не дали места на нарах, и мы, сбившись в кучку, сидели на вещах. Первый вопрос: «Вы кто?» – «Жена». – «А вы кто?» – «Шпионка». Они почему-то озлобились на нас. Начали пугать, что мы дуры, за чужие грехи сидим. Мы не стали отвечать, сидели молча. Поняли, что они сидят, ждут этапа туда, куда их направляют, по несколько месяцев. Одна ждала шесть месяцев, пока наберется сколько-то человек в Астрахань. Потом нас вывели во двор и велели с вещами шагать на вокзал. Мы сказали: давайте лошадь, а то не пойдем. Дали лошадь. Вещи поехали, мы пошли по четыре в ряду. Потом снова поезд, и Уфа. Ночью привезли в тюрьму. Утром 1 мая выстроили нас во дворе. Кому-то понадобилось в уборную. Конвоир повел в конец двора. Стоим. Появляется хорошенький милый лейтенант НКВД. (Потом мы узнали, что его ссыльные прозвали «шер ами».) Он стал потом хозяином над ссыльными. Он стал в позу, скомандовал: «Конвой, отойти!» – и начал речь. «Товарищи!» У многих покатились слезы из глаз: неужели мы снова «товарищи». Лейтенанту явно доставляло удовольствие делать приятное людям. «Вы свободны, только один раз за десять дней вы должны ходить в НКВД отмечаться. Ищите квартиру, устраивайтесь на работу. Сейчас перед вами откроют ворота». Женщины, умницы, сказали: «Сначала отдайте нам деньги, которые у нас в тюрьме взяли». Он растерялся, забыл. Праздник, контора не работает. Мы сказали: «Не пойдем». – «Но я вас не имею права держать в тюрьме». И оставил нас этот день прожить в конторе. А утром на другой день все-таки выдворили без денег. Описать ощущение свободы, когда не слышишь сзади слов конвоира: «направо, налево, стоп», невозможно.

Захлопнулись ворота тюрьмы сзади нас. Постояли и решили идти на вокзал. Где можно еще остановиться без денег. Вещей много, сил мало. Я шла тихонько, от электрического столба к столбу. Посижу и дальше. Пришли на вокзал. Нас окружили всякие спекулянтки. Я стала рыться в своих вещах и обнаружила новые чулки, которые мне положила Дуняша. Я их тут же продала. Пошла на почту и послала отцу телеграмму: «Вышли до востребования деньги». Деньги пришли мне в тот же день. Было нас пятнадцать жен из Москвы. Все мы двинулись в Дом крестьянина. Я все деньги потратила на покупку мест для всех. В тот день я спала очень долго. Проснулась, когда уже все ушли на поиски квартир и работы. Я услышала башкирское радио: «Таллара таллара, эсечагы…» Что-то вроде «здравствуйте». Снова почувствовала, что я свободна, сплю на кровати и могу слушать радио. Сразу пошла искать квартиру. Где-то на окраине нашла закуток, отделенный от прихожей, с окном. Ко мне присоединилась одна из киевлянок, компания которых тоже по этапу приехала в Уфу. В проходе, между сундуком, на котором я спала, и досками, на которых спала соседка, еле-еле можно было протиснуться одному человеку. Хозяева были молодые рабочие с двумя маленькими ребятами. К нам относились очень хорошо. Как только мы устроились, я заболела двухсторонним воспалением легких и пролежала целый месяц. Врач, который ходил ко мне, денег с меня не брал. Словом, началась моя уфимская жизнь, о которой постараюсь рассказать позже.

А сейчас хочу вспомнить из рассказов Лени, что происходило в это время с ним. Он очень неохотно вспоминал это время. Иногда какой-нибудь эпизод. Эти клочочки я и хочу вспомнить.