– Степан!!! – глухо заорала вдруг дверь палаты и отворилась, впуская внутрь волну негодования и гнева. Из коридора на него яростно смотрела Ирина Михайловна. Она сразу же бросилась внутрь и схватила Степана за предплечье, пытаясь выдернуть пациента с кровати,
– Как ты смеешь! – взлетел до потолка вопль медсестры. – На полчаса оставила, а он тут уже пациенток обжимает! Вон отсюда!
Степан растерянно оглянулся на Орхидею. Она улыбалась.
– Ты кто такой вообще?! По какому праву?! Кто разрешил?! –
Но он не поддался психологическому натиску и не дал медсестре сломить свою волю. Он понял, что означала улыбка Орхидеи. Нет, она не радовалась карающей длани, замахнувшейся над его душой. Просто она знала, что ничего страшного не произошло. Она знала, что это не станет для него помехой, и он вернется. Она знала, что Степан обязательно вернется.
И он поднялся на ноги, будучи твердо уверенным в том, что скоро снова будет обнимать Орхидею.
О его спину шлепнулись его тапочки, которые Ирина Михайловна запустила ему вслед. Не обращая на это внимания, он вышел из палаты и опустился на свою койку. Его
– Тамара Васильевна! – надрывно орала Ирина Михайловна в коридор. – Егор Матвеевич!
Дверь палаты встала на свое место, хлипко втянув воздух.
– Кто там из мужского отделения?! Немедленно сюда!
Смазанный засов издал влажный хлопок.
– Вы тут своего психа успокойте, а то я его успокою!
Она долбила засов дальше, словно бы хотела закрыть его навсегда.
Из угла показалась фигура молодого доктора, который, не сбавляя скорости, понесся к ним. Он с размаху налетел на стоявший у окна вазон, не заметив его в полумраке. Вазон хрустнул и отскочил в сторону, встретившись там со стеной.
– Что такое? Что случилось? – Егор Матвеевич испуганно оглядывал медсестру и сидевшего на койке Степана, потирая ушибленное колено.
Позади него спешила к месту события Тома.
– Полюбуйтесь! Вы же говорили, что этот самый спокойный и тихий, ну? Я подошла к палате и увидела, как он там к нашей пациентке приставал! Сидели они вдвоем, и он ее лапал! Вот, полюбуйтесь!
Егор Матвеевич принялся "любоваться" Степаном. Он до конца не мог уяснить, что же именно произошло.
– Степан! – строго спросил он. – Что вы сделали?
Позади него остановилась Тома, но она все услышала, пока шла, и не стала задавать вопросов.
– Ирина Михайловна, – поспешила вмешаться Тома, – вы не волнуйтесь. Мы сейчас разберемся и накажем виновного. Не надо кричать, не беспокойте пациентов. Степан никого не обидел, я в этом уверена!
– Не хватало, чтобы они мне тут оргии устраивали! Если Федор Никитович узнает, всем плохо будет!
Тома отмахнулась рукой.
– Ему сейчас не до нас, вы же знаете. Мы разберемся, не волнуйтесь. Дайте нам с ним поговорить.
– Не до нас... Ну, говорите, выясняйте, я не знаю. Но чтобы это было последний раз, иначе выселю его обратно. Пусть там болтается, раз ему здесь не сидится! – она бросила на Степана последний взгляд, полный брезгливого пренебрежения, и ушла.
Степан сидел в той же позе. Он закрылся от всего мира и не желал иметь с ним никаких контактов. Егор Матвеевич подсел к нему. Молодой доктор положил руку на плечо пациента и задумался, подбирая слова.
– Степан... – нерешительно начал он.
– Егор, не надо, – Тома подошла к ним и положила свою руку сверху на руку Егора Матвеевича.
– Тома... – он поднял голову, чтобы найти в выражении ее лица подсказку. – Тамара Васи...
– Егор, не надо, прошу. Поверь мне. Он все понимает, – голос Томы звучал тихо и уверенно.
– Тома, но это же против правил.
– Егор, против правил то, что с ним тут полгода делают. То, что им всем на него наплевать. То, что он никому не нужен. Вот что против правил.
Егор Матвеевич вздохнул. Тома продолжала:
– Поверь мне, Егор, я его знаю. Ты же и сам с ним много сегодня говорил. Ты же сам знаешь, что он не должен здесь быть.
– Да, знаю.
– Вот и все. И не его вина в том, что он живой человек, и что ему тоже нужен живой человек рядом. Посмотри, он тут совсем один. И мы, и те его бросили. В чем он виноват?
– А вдруг она... опасная?
Тома улыбнулась, но этого никто не увидел.
– Наш Стенька кого хочешь очарует. Никто ему плохого не сделает. Только мы и делаем, а должны бы помогать.