Моя палата

   Она присела возле Степана на корточки и взяла его руки в свои. Он мягко поддался ее усилию, обезоруживаясь перед ней. Глаза Томы быстро привыкли к полумраку, и она увидела, что изо рта Степана идет кровь.

   – Она тебя что, ударила? – повысила голос Тома.

   – Я упал... – он попытался было вытереть слезы из уголков глаз, но Тома пресекла его движения.

   – Вот гадина! Егор, ты видел? Она нашего Степана толкнула! Нашла к кому силу применить, выдра старая!

   Егор Матвеевич поднялся со своего места, уступая его Томе.

   – Я сейчас принесу перекись и пластырь, – сообщил он и, прихрамывая, подался к посту.

   Тома продолжала закипать.

   – Я этого так не оставлю! Я ей сделаю Федора Никитовича! Он первым узнает, что она пациентов избивает.

   Степан опустил голову и прислонился ею к плечу Томы, которая тем временем села рядом с ним.

   – Не надо, Тома... – попросил он.

   – Ладно, ладно... Не буду. Обещаю. Но припугну ее, чтобы поменьше к тебе совалась. Будет знать, с кем связывается.

   Степан вздохнул. Тома обняла его за плечи и взяла его руку.

   – А кто там? – спросила она, кивая на палату.

   – Орхидея... – прошептал он.

   – Кто? – было слышно, как Тома улыбнулась.

   – Орхидея. Девушка.

   – Я так и подумала. Значит, хорошие были витамины. Надо еще заказать. Затейник ты, – она ласково потрепала жидкие волосы Степана. – Ох, Стенька, Стенька. Надо быть осмотрительнее. Глаза на затылке иметь надо, если в таком заведении лезешь в чужую палату. Смотри, в следующий раз будь осторожен. Она тебе не навредит?

   Степан поднял тяжелую голову и приблизил свои губы к Томиным ушам:

   – Она меня поцеловала. Потому что сама хотела, – выдал он тайну, которая будоражила его воспоминания.

   – Значит, не навредит. Я поняла.

   Она продолжала гладить его голову.

   – Не слишком быстро все происходит, а? – она чувствовала, что должна была задать этот вопрос.

   – У нас нет времени на свидания, Тома...

   – Да... И то верно... Времени нет совсем...

   К ним тихо подкрался Егор Матвеевич, потерявший способность быстро и громко передвигаться. Он протянул Томе бутылочку с перекисью водорода и пластырь.

   – Спасибо, Егор, – Тома принялась обрабатывать разбитую губу Степана.

   – Матвеевич... – вяло произнес молодой доктор.

   – А ты думаешь, Стенька о нас не догадался? – Тома лукаво взглянула на него.

   – Что? О чем догадался?

   – Никак не могу взять в толк, почему все считают Степана глупым?

   – Я не считаю его глупым, – заверил Егор Матвеевич.

   – И правильно. Потому что Стенька о нас сам догадался.

   – М-м-м...

   – Не волнуйся, Егор, – Тома заново промокнула ватку в перекиси и снова прикоснулась ею к губам Степана. – Стенька наш человек. Он на нашей стороне. Он вообще старше нас с тобой.

   – Мы с ним одного года.

   – Он по опыту старше. Он больше нашего пережил. И он за нас. Да, Стенька?

   Степан вздохнул.

   – Потерпи чуток... – ее руки ловко двигались возле лица Степана, они очень приятно пахли. – Вот, сейчас уже все, готово, – Тома закончила фиксировать непослушный пластырь, который все время норовил отклеиться. – Да, целоваться не так удобно, но ты придумаешь что-нибудь.

   Егор Матвеевич переминался с ноги на ногу.

   – Тома, ты уверена? – спросил он.

   – Уверена. Если хочешь помочь пациенту, то делай так, как велит здравый смысл, а не инструкции.

   – Ладно... – Егор Матвеевич едва заметно махнул рукой.

   Тома поднялась и взяла голову Степана в свои ладони.

   – Ужин через тридцать минут. До этого времени она не придет, я проконтролирую. После ужина решим, что дальше, но ты должен прийти на ужин. Хорошо?

   – Хорошо, Тома.

   Она ощутила кивок его головы.

   – Будь осторожен.

   Тома отпустила Степана и повернулась к молодому доктору.

   – Пошли теперь тебя лечить. Что за вечер, двое из двоих самых дорогих мне мужчин во всем мире получили травмы. Не отделение, а паноптикум дегенератов. Причем тех, которые не в палатах живут.

   Тома взяла Егора Матвеевича под руку, и они растворились в полумраке. Степан сидел на месте ровно пять секунд. Затем он поднялся и, выставляя руки вперед, "словно оживший мертвец", направился к ее палате. Столкнувшись с дверью, Степан дрожащими руками нащупал засов. Но этот металлический часовой не внял его усилиям, крепко засев в своем гнезде. Степан уперся всем телом, но сила засова была больше силы невольника, запертого вдали от вожделенного источника жизни. В сердцах он пнул дверь ногой.