Моя палата

   Степан рассмотрел профиль ее лица, едва выбивающийся из-за всклоченных волос. Гордо поджатые губы не потерпели бы иного ответа. Но ему не пришлось врать.

   – Да.

   – А ты мне нет.

   – Конечно, я же не такой красивый уже.

   – Ты нравишься Полю. Он говорит, что ты очень хороший, и уговорил меня дать тебе еще один шанс. И помочь.

   – Спасибо, Поль, – Степан кивнул табурету.

   – Он говорит, что лучшая благодарность это обнять меня.

   – Что ж он так поздно об этом говорит?

   – Что ж ты сам такой недогадливый?

   – Некрасивые все глупые, – с этими словами его рука обвила ее талию.

   Степан, как мог, прижал Орхидею к себе.

   – Значит, ты был умным? – она поставила ударение на слово "был".

   – Это не мне судить, но сомневаюсь. Умные себе ничего не заклеивают.

   Орхидея впервые с момента его второго прихода посмотрела на него. Они опять оказались очень близко друг к другу, лицом к лицу. И снова ее взгляд, "словно пиратское судно, принялся брать его на абордаж, цепляя невидимыми крюками хлипкий борт его затхлой лодчонки".

   Степан долго смотрел в ее напряженные зрачки, а затем спросил:

   – Ты тогда хотела меня поцеловать?

   – Нет. Я хотела дать тебе попробовать на вкус свои губы.

   – А в чем разница?

   – Разница огромная, – Орхидея закивала головой, подчеркивая значимость ее слов.

   – В чем? – не унимался Степан.

   – Поцелуй, узнаешь, – она шутливо-коварно приподняла бровь.

   Степан сразу же бросился на нее, будто волна на скалу. Их пересохшие губы прикоснулись друг к другу, но немного дальше, внутри, ее губы были влажными и теплыми. Она не больно укусила Степана, а затем отвела голову в сторону.

   – Понял разницу? – спросила она.

   – Нет.

   – Смотри, а теперь я тебя поцелую.

   Она притянула рукой его голову к себе и очень нежно провела языком по краешку его губ, а затем расторгла их своими губами, проникая внутрь совсем чуть-чуть, но достаточно для того, чтобы голова Степана закружилась от напора сладострастного удовольствия, закрутившего его сознание. Поцелуй продлился недолго, и Орхидея снова отвела голову.

   – Понял? Вот так я бы поцеловала тебя, если бы хотела.

   – Но ты же поцеловала.

   – Значит, хотела.

   Степан представил себя за рулем автомобиля. Вокруг загудели гудки, подгоняя его поскорее принимать решение. В окна ему орали незнакомые люди, требуя, чтобы он что-то предпринял, пусть хоть толкает машину, но уберет ее с проезжей части. Он закрыл глаза и "вдавил педаль акселератора в пол".

   Его рука скользнула к отвисшему борту халата и своевольно прилипла к груди, ощущая там нарастающее волнение. Он старался сделать свои рубленные движения как можно более мягкими, но она все равно нервно дернулась и обездвижила его руку, придавив ее к груди.

   – Не надо. Плохо закончится, – спокойно сказала она.

   Рука Степана ретировалась, а сам он смущенно опустил голову вниз.

   – Ты же говорила, что хорошо закончится...

   – Не сейчас. Я тебя не для того ждала.

   Он промолчал и попытался отобрать вторую руку, которая огибала ее исхудавшее и такое изящное тело, но она не позволила этого сделать.

   – Не сердись, – эта фраза Орхидеи прозвучала без просящей интонации.

   Степан поднял на нее глаза. Он понял, что не может на нее сердиться.

   – Не стану, – пообещал он.

   – Я вот что решила. Ты сказал, что я тебе нравлюсь.

   – Могу повторить.

   – Повтори.

   – Ты мне нравишься.

   – Точно?

   – Уверен.

   – Хорошо. Значит, я красивая?

   – В том виде, в котором я тебя встретил – безумно.

   – А тебе бы стало противно, если бы я чихнула?

   Степан опустил уголки губ, проигрывая в голове такую ситуацию.

   – Нет, в этом ничего такого нет, – твердо ответил он.

   – Ты же у нас со своим, особым, видением прекрасного, – отметила она.

   – В тебе все прекрасно.

   – Повтори.

   – В тебе все прекрасно! – заявил Степан еще более уверенно.

   – Дай мне слово, что запомнишь эти свои слова.

   – Даю тебе слово. Я их запомню.

   – Хороший мальчик, – она смотрела на него и улыбалась.

   Их руки снова инстинктивно встретились, и пальцы сплелись в синхронном порыве.

   – Почему Поль так долго молчит?

   – Он любуется мной. Сказал, что давно не видел, как я улыбаюсь.

   – А я тебя не видел не улыбающейся, – Степан сам не знал, сказал он правду или слукавил.

   Она заглянула в его глаза, как заглядывают в глаза несмышленого котенка, который только открыл эти глаза и научился ходить, не падая.

   – Побереги свои ожидания на будущее, – произнесла она странную фразу.

   – Нас все равно разгонят. Когда мужское отремонтируют. А меня к тебе не пустят.

   – Я думаю... Нет, я знаю, что ремонтировать будут еще недели две. Праздники. Уже все пьяные лежат.

   – В женском отделении нас продержат еще два дня, а потом переведут в другое помещение. Я такое слышал, – угрюмо произнес Степан.

   – А если ты придешь как посетитель, проведать?

   – Для этого надо выписаться сначала.

   – То есть, ты знаешь, как поступить. Уже подумал. Это хорошо.

   – Я знаю, что...