Моя палата

   В ее карих глазах вспыхнул огонек, который "маленьким ручейком сполз по щекам на губы, и зажег ее улыбку". Степан понял, что прикоснулся к той самой ниточке, за которой надо было следовать, чтобы найти нужную ему дверь.

   – Просто мы с ним не знакомы. И я его не понимаю... – продолжил он.

   – Конечно, он же на французском разговаривает!

   – Вот оно что! А я-то думаю, почему мне непонятно.

   – Это мой друг. Мы с ним очень давно вместе, – она продолжила улыбаться, видя, как нога Степана медленно нарушила краем носка запретную границу.

   Степан чувствовал, что его сердце заколотилось с удвоенной силой, "выбивая из своих камер пыль". Он не привык нарушать запреты, не привык спорить с врачами, но никакая сила не удержала бы его снаружи палаты.

   – А я ему нравлюсь?.. – спросил он.

   Орхидея повернула голову к окну, поглядела на подоконник, затем опять взглянула на гостя. После чего она еле заметно кивнула.

   – Поль говорит, что вы не злой.

   Дверь соседней палаты со скрипом отворилась. Из нее вышел "поношенный серый халат с небрежно разбросанными на голове волосами". Халат некоторое время смотрел на Степана, мерзко икнул и заявил:

   – Гляди-ка, бабы, у нашей Архелии новый друг. Ты, наверное, Жан какой-нибудь?

   Степан молча смотрел на новоиспеченного свидетеля его преступления. Выражение его глаз умоляло эту женщину пойти по своим делам и не привлекать внимания к его скабрезному поведению. Но она была далека от чувства такта.

   – Она тебе яйца откусит, паренек. Шел бы ты от нее. Лучше ко мне иди, я тебя не обижу! – с этими словами она сделала несколько шагов в сторону Степана и развязала пояс, обнимающий ее талию и халат.

   Степан инстинктивно подался назад. Он негодующе сжал губы, ища нужные слова, которыми он мог бы отчитать эту бестактную особу за то, что она посмела себе негативные слова в адрес Орхидеи.

   – Я в вас не заинтересован... – не нашел других слов Степан.

   – Что?! – мерзкая особа залилась противным смехом, и он почувствовал подкатывающую к горлу тошноту от вида ее желтых кривых зубов. – Не заинтересован? Ах-ха-ха-ха! Вы слыхали, бабы?!

   Она запахнула халат, развернулась и пошла в сторону поста, изрыгая изо рта смех, слюну и новые издевательства:

   – Не заинтересован! Интеллигент-импотент, я не могу! Не заинтересован! Ха-ха-ха-ха! Конечно, я же ему сиськами хребет сломаю! Ха-ха-ха! – эта тирада затихла лишь за поворотом.

   Степан виновато посмотрел на Орхидею. Она больше не улыбалась.

   – Ты хотел войти? – внезапно она перешла на "ты".

   – Хотел, мне тяжело долго стоять, – Степан был не против перехода на более близкий уровень общения.

   "Будь что будет" – пронеслось в его голове. В конце концов, день сегодня выдался из ряда вон необычный.

   – Как хочешь, – ответила она.

   – Можно войти? – он решил соблюсти все правила.

   Орхидея раздраженно подняла на него глаза и ее губы скривились.

   – Хорошо, хорошо... – Степан быстро перепрыгнул порог и "покатился по палате", стараясь поскорее ощутить поддержку табурета.

   Он сел напротив нее и посмотрел в ее лицо. Она стала серьезной. Сейчас ему показалось, что эту эмоцию он узнает, как будто видел ее где-то раньше. Может, в какой-то детской книге, а может, в книге о военных преступлениях, прочитанной в университете. Внезапно Степан ощутил, что между ними появилась огромная темная пропасть, не имеющая дна. Края пропасти тряслись, осыпались,  отдались друг от друга. Вот он уже перестал четко видеть ее глаза, ее тело уменьшилось и превратилось в маленькую фигурку оловянного солдатика из далекого туманного прошлого. Орхидея перестала на него смотреть. Положение становилось отчаянным.

   – Как ты сюда попала? – наугад выстрелил он в темноту.

   – Тебе интересно? – она недоверчиво покосилась на него.

   – Не время для признаний? – сказал он и улыбнулся.

   – Я убила свою мачеху, – без смущения заявила она.

   – Как? – Степан откровенно удивился, расставаясь с улыбкой.

   – Ножницами, – она не поняла, что вопрос был не про орудие убийства.

   – А за что?

   – Она убила Виктóра, и хотела убить Поля. Но я ей помешала. Воткнула ножницы в шею.

   Степан поднес руку к лицу и оттянул нижнюю губу.

   – И что дальше?

   – Пять лет в больнице. Но меня только здесь взяли. Хотя я не агрессивная. Я защищала друга.

   – И сколько ты уже тут?

   – Три года почти.

   Он вздохнул.

   – Я же просила не вздыхать!..

   – Да, извини. Это я случайно. И что врачи говорят?

   – Врачи? Федор Никитович? Он меня последний раз месяц назад видел, не знаю, что он говорит. Ничего, наверное.

   Степан снова перестал различать черты ее лица. Она начала нервничать, одергивая полы своего халата. Он решился озвучить историю, которую зарекся никогда не рассказывать.

   – А я – за самоубийство.

   Орхидея, наконец, опять улыбнулась.

   – Ты себя убил? – такая постановка вопроса развеселила ее еще больше.

   – Ага.

   – У тебя не получилось.

   – Ну, я не очень опытный в этих вопросах был... Но меня тут уже все похоронили.