Метла системы

Линор вложила мокрые салфетки в протянутую руку мистера Блюмкера и снова склонилась над книгой. Она слышала, как салфетки тяжело упали на дно Конкармининой железной мусорки и мистер Блюмкер пошел к двери, у которой стоял Обстат.

– Мистер Бламкер, я Нил Обстат-младший, из «Продуктов детского питания Камношифеко», – услышала Линор голос Обстата. Она знала, что он все еще смотрит на ее спину.

– В действительности Блюмкер… – услышала Линор. – Пройдемте чуть дальше… в холл. – Последовали звуки.

– «Наконец, не в силах сдерживаться, он побежал к Большой Реке посмотреть, что стало с его рыбой».

Линор помнила, что в Шейкер-школе, в раздевалке для мальчиков, Эд Сливкер, Хесус Джераламо и вся их сволочная шайка как-то сделали Нилу Обстату «клинышек» – подкрались и потянули трусы вверх, – и Сливкер подвесил жертву на ее же трусах на крючке для одежды за дверью раздевалки, где Обстата увидели Линор, Карен Доуэнбоу, Карен Бом и все прочие девочки, у которых была физра седьмым уроком и которые шли на автобус, и как завхоз вынужден был Обстата снимать, и как Карен Бом сказала, что смогла увидеть чуть ли не всю Обстатову голую попу.

– «Он добрался до того места на пляже, где так глупо ее оставил, и увидел, как последний полосатый окунек исчезает в длинном горле мистера Кваквы».

– Клетчатка. – Конкармина пальцем разыскивала что-то во рту. Линор вновь уткнулась в книгу.

– Мембрана, Конкармина, – сказала Линор, стараясь говорить низким голосом. – Я говорю тебе «мембрана».

– Клетчатка.

Ля-Ваш Бидсман сказал, годы назад, что Линор ненавидит Конкармину, потому что Конкармина на нее похожа. Ну да, волосы у Конкармины длинные, густые, струятся по плечам розового халата, в то время как у Линор волосы, конечно, покороче, каштановые и свешиваются двумя большими локонами, кончиками встречаясь под подбородком. Но вот лицо Конкармины по факту – лицо Линор, тоже более или менее, «менее» – это пылинки морщинок в уголках Конкармининых глаз и две глубокие борозды-улыбки, идущие от уголков рта вниз по челюсти.

– Линор ненавидит Конкармину, потому что Конкармина на нее похожа, – говорил Ля-Ваш Джону в восточном крыле, а Линор читала у окна и слушала. – Линор себя с ней идентифицирует, фундаментально и пугающе.

– То есть – мы вольны распространить это умозаключение на твои отношения с папой? – сказал Джон, усмехнувшись. – Мы ведь все знаем, что ты вообще-то просто отражение папы в малюсеньком зеркале.

Ля-Ваш пошел на него, воинственно бряцая ногой. И Линор увидела, как мисс Злокач, электричество в пальцах, йод в глазах, спускается восстановить порядок.

– Ох, Линор.

Линор оторвалась от книги.

– Прости?

– Клетчатка-клетчатка.[147] – Халат задрался выше ее колен – колен, покрытых той серой кожей, которую обычно видишь на локтях.

В холле гремел Обстат. Линор слышала хлюпанье – мистер Блюмкер делал что-то со своим лицом. Из-за косяка, видела она, высовывались шлицы бурого пиджака мистера Блюмкера. Порожек двери казался припорошенным черной пылью, такой же, как в холле. Линор хотела бы, чтоб комната Конкармины была почище.

– «Вот так и получилось, что Норка Билли отправился спать, оставшись без обеда. Но он усвоил три вещи, Норка Билли, и никогда о них не забывал: что ум часто лучше умения; что потешаться над другими не просто плохо, но и очень глупо; и что нет на свете ничего глупее, чем терять самообладание».

Линор смотрела, как пар, вырывающийся из увлажнителя Конкармины, желтеет на свету стеклянной стены. Пар навел ее на мысли о другой комнате.

– Что же нам делать, Бабуля Ко?

Конкармина мило улыбнулась и стала щипать бумажную кожу на тыльной стороне ладоней. Линор смотрела, как она вертит головой взад-вперед, глядя на потолок, радостно.

/в/

10 сентября

Ну, начнем же. Голени. Осанка. Аромат. Звуки среди полей света.

Раз. Голени. Обсудим же упорную привычку солнца отражаться от голеней Минди Металман. Потом и сами голени. Эротическая поверхность, ни матовая, ни твердая. Матовая равна отсутствию отражения; твердая равна вульгарному, блестящему отсверку.

Нет, отражение от мягкой, гладкой – совершенно выбритой гладкой – совершенно чистой пригородной кожи. Отблеск на передней части голени, когда эти самые голени демонстрируют свои изгибы на шезлонгах, или стригут воздух над сабо, что глухо ступают по тротуару… или да продолжай свешиваются с края бассейна загородного клуба, вдавившись в стенку, так что голенная плоть сзади вспучивается и отражает два световых овала.

Я тащу нового красноглазого Вэнса Кипуча из бассейна, мы вступаем в переговоры по поводу корн-дога [148], а вот Минди Металман, в шезлонге, потягивает через трубочку что-то холодное, и вот свет скарсдейлского солнца, отражающийся от ее гладких голеней, и меня уносит прочь, пока Вэнс съеживается на полу.