Как мы пришли к мысли, что некоторые люди перестали верить в реальность мира? Во многих академических кругах "постмодернистский антиреалист" - это настолько обычное осуждение, что эти два термина регулярно воспринимаются как синонимы. Постмодернизм, деконструкция и постструктурализм обычно характеризуются как виды антиреализма. Реалисты часто считают себя спасителями современной философии от постмодернизма. Но мнимый раскол между реализмом и постмодернистским антиреализмом - это в основном призрачная оппозиция. Она организует полемические столкновения, одновременно затушевывая реальные сходства и различия между разными мыслителями. Даже те философы, которые однозначно выступают за или против "реализма" как такового, обычно говорят мимо друг друга или расходятся во мнениях по вопросам, которые, по сути, не имеют никакого значения для тех из нас, кто работает в области гуманитарных наук.
Поэтому эти организующие дебаты вокруг реализма можно было бы почти не замечать, за исключением двух моментов: единственный способ для метамодернизма не быть случайно сведенным вместе с антиреализмом или реализмом - это явно распутать хотя бы часть конфликта; и, что более важно, я хочу предложить лучшее представление о том, что значит называть что-то "реальным". Переоценка семантики "реального" позволит нам понять другую ключевую оппозицию в гуманитарных науках - а именно, оппозицию между реальностью и социальным конструированием. Реальные вещи часто предполагаются независимыми от разума, в то время как социально сконструированные вещи предполагаются независимыми от разума. Но, как ни странно, важнейшее понятие зависимости от разума в значительной степени избежало серьезного изучения. В этой главе я исправляю ситуацию.
Ученые в области гуманитарных наук, которые считают себя реалистами или антиреалистами, захотят узнать, почему им лучше избегать подобных привязанностей. Таким образом, проект будет развиваться в режиме метамодерна, который, как я хочу предположить, является диалектическим, преодолевая предполагаемую оппозицию, после чего он покажет преимущества такого рода философского движения. Ученые, которые предполагают несовместимость между реальным и социально структурированным или реальным и зависящим от разума, захотят узнать, что это предположение непоследовательно. Ученые, которые уже утверждали, что нечто может быть одновременно реальным и социально сконструированным, получат пользу от того, что в этой главе будет сформулировано более сложное понятие реального.
Реализм как сциентизм
В своей самой известной работе Томас Кун утверждал, что когда господствующая парадигма начинает рушиться, ученые начинают обращаться к философии, к которой они обычно относятся с пренебрежением.2 Кажется, что только столкнувшись с накапливающимися аномалиями и углубляющимся чувством кризиса, ученые начинают всерьез воспринимать работу своих более гуманистически настроенных коллег. Но наблюдение Куна можно с тем же успехом переиначить, поскольку, когда гуманистические дисциплины находятся в состоянии парадигмального коллапса, они часто ссылаются на естественные науки. Разумеется, существуют хорошие способы использования научных результатов в гуманитарных исследованиях. Но многие жесты в сторону естественных наук в философии связаны с поверхностным использованием научной терминологии или количественных методов.4 Политическая теория может быть приправлена жаргоном, взятым из поп-нейронауки или теории сложности. Континентальная философия может быть оживлена фразами, взятыми из квантовой физики или экологии. Литературный анализ можно формализовать, поспешно взяв на вооружение "большие данные" и притворившись, что его предметы можно моделировать, как динамику жидкостей, и так далее.5 Это в основном риторические ходы, убедительные на поверхностный взгляд, но дальнейший анализ показывает, что эти очевидные параллели лишены более глубокого общего содержания. Наука кажется полезной гуманистам в основном тогда, когда она подкрепляет позиции, которые гуманитарии уже принимают как данность.