Философы обычно разделяют умозаключения на индукцию и дедукцию, но они также склонны критиковать оба способа как глубоко ошибочные. В качестве альтернативы в одном из разделов главы восстанавливается версия абдукции, или умозаключения к наилучшему объяснению. В нем показано, как абдукция решает проблемы индукции и дедукции. В нем также предлагается пересмотреть наше представление об умозаключении на спектре от абдукции до предсказания. В этом есть своя польза, помимо простого избавления от привязанности к скептическим догмам. Метамодернистский дзетицизм помогает нам понять, как конкретно мы должны строить наше мышление, как мы должны оценивать свидетельства наших органов чувств, как мы должны формулировать обобщения и теории и какой статус они должны иметь после того, как они были созданы. Эта эпистемология будет работать на практике, чтобы производить скромные, прагматичные, ситуативные знания.
Наконец, в главе 7, "Переоценка ценностей", представлена цель для гуманитарных и социальных наук. Она начинается с обвинения в том, что постмодернизм по сути своей является этическим нигилизмом или моральным релятивизмом. Я утверждаю, что на самом деле верно обратное. Одна из форм этики на самом деле процветает, но она приняла почти решительно негативную форму. Метамодернизм выворачивает постмодернистскую этику наизнанку и обнаруживает разновидность критической добродетельной этики, направленной на то, что я называю "Революционным Счастьем" (капитализация в тексте сделана и объяснена). Этот проект представляет счастье не как умиротворяющее довольство или эйфорическую дымку, а скорее как более радикальный проект, предъявляющий требования к социальному порядку на благо не только людей, но и других разумных существ. Метамодернизм, таким образом, переписывает предполагаемые оппозиции между фактом и ценностью, чтобы сформулировать нормативную, воплощенную этику или политику.
В общем, метамодернизм можно представить как своего рода философскую терапию, которая через дезинтеграцию концепций и декон-структивную бдительность приводит к своего рода способности к реконструкции, направленной на многовидовое процветание. Поэтому чтение книги по порядку равносильно своеобразной терапии, но для того, чтобы оценить это в полной мере, может потребоваться не одно прочтение. Если проект окажется успешным, то сами термины "постмодернизм" и "модернизм" будут разоблачены, их враждебность станет спорной, и даже самые ярые их последователи будут поставлены перед необходимостью считаться с их фундаментальными самонепризнаниями. Таким образом, произведение в целом стремится стать лекарством как для модернизма, так и для постмодернизма. Она призвана преобразить читателя и исцелить его от множества философских тревог и фантомных оппозиций.
Эта книга не принадлежит ни к одному из существующих лагерей. Если уж на то пошло, то это "надеющийся монстр". Я - квир, еврей-буддист смешанной расы. Но хотя этот проект имеет корни в моей особой интеллектуальной и общечеловеческой позиции, а также в теории гомосексуализма, феминизма и критической расовой теории, а также вдохновлен буддийской философией, он не сводится и не должен сводиться ни к одной из них. Это также не просто постколониальная теория, хотя она отчасти является продуктом деколонизирующего импульса, она сопротивляется упрощенному морализаторству. Вместо этого она принимает призыв Боавентуры де Соуза Сантоса к "эмансипационной, нерелятивистской, космополитической экологии знаний". Это не аналитическая и не континентальная философия. Иными словами, хотя проблематика, которую я пытаюсь преодолеть, была сформулирована в рамках американской академии, эта работа направлена на тонкую провинциализацию евро-американской мысли за счет широкого знакомства с неевропейскими (особенно азиатскими) философскими материалами. Я читал все, что попадалось мне под руку, - от философии науки до философии азиатской философии.
Этология, биология, психология, социология, антропология, аналитическая и континентальная философия и многое другое. Это не эклектика, а активная контргегемонистская программа чтения, кульминацией которой является антидисси-плинарность. Перефразируя знаменитую фразу Одри Лорд, можно сказать, что инструменты мастера никогда ему не принадлежали.
Часть 1: Метареализм
1: Как реальный мир стал сказкой, или Реалии социального конструирования