Metamodernism The Future of Theory

Прежде чем мы двинемся дальше, я хочу восстановить в самых общих чертах, как мы к этому пришли. Попытка англо-американской философии реформировать себя как "научную дисциплину", а также растущая чрезмерная специализация подтолкнули ученых других гуманитарных наук искать грандиозное теоретизирование в других местах. Таким образом, роль, ранее отведенная философии, была занята импортированными европейскими формами "теории". Факультеты литературы уже были готовы к импорту философии, поскольку литературные выражения экзистенциализма были уже популярны. Эти факультеты вскоре стали ключевыми площадками для формирования так называемого постструктуралистского или постмодернистского канона (обратите внимание на иронию канонизации Антиканона), который был создан путем объединения европейских мыслителей из разных дисциплин, которые часто противостояли друг другу. Этот канон становился все более связанным с эмансипационной политической борьбой как в рамках существующих факультетов, так и в дополнение к рождению женских исследований и многих программ этнических исследований (которые возникли отчасти для удовлетворения потребностей все более диверсифицированного студенческого контингента). Критический ответ на эту критику со стороны представителей истеблишмента только укрепил ощущение контрдвижения. Если смотреть с этой точки зрения, то "французская теория", "постмодернизм" и "постструктурализм" были не столько отдельными движениями, сколько спектром англо-американских апроприаций континентальной теории, которые были собраны вместе для решения существовавших ранее внутренних интеллектуальных проблем, а затем реэкспортированы в Европу (и на остальной мир) в виде новой бриколажи скептических догм.

Я использую термин "постмодернизм" для обозначения всего спектра теорий, но для своих сторонников и критиков они часто назывались постмодернизмом, деконструкцией, постструктурализмом или французской теорией (различия между ними будут в основном несущественны в дальнейшем). Под этими названиями набор скептических доктрин, связанных с эмансипационной политикой, фактически служил моделью - методом - даже программой интеллектуальной жизни. Вопросы, которые они вызывали, не были новыми. Они представляли собой ранее существовавшие элементы в новом созвездии. Исторически новым было их влияние. С 1980-х до середины 2000-х годов молодому ученому было трудно попасть в гуманитарные и многие социальные науки, не согласившись с предписанными предпосылками, о которых пойдет речь ниже. Во многих дисциплинах они были связаны с распадом категорий и автокритикой. Последствия этой запутанности продолжают влиять на науку и сегодня.

Многое из того, что мы считаем новизной этих движений, было с нами уже давно, гораздо дольше, чем принято считать даже теми историками, которые знают об американском происхождении этих движений. Эту более глубокую историю можно раскопать. Она важна не из-за какого-то произвольного фетишизма происхождения, а скорее потому, что ключевые философские позиции, связанные с философским постмодернизмом, могут счастливо сосуществовать рядом с другими обязательствами, которые обычно считаются антитетичными для этого движения. Открытие этого факта станет частью того, что освободит нас от длинной тени постмодернизма.

Начать можно с самого термина "постмодернизм". Манящие упоминания о "постмодерне" или "постмодернистах" начали появляться в англо-, немецко- и испаноязычных контекстах на заре XX века.

Например, в книге "Кризис европейской культуры" (Die Krisis der europäischen Kultur, 1917) немецкий философ Рудольф Паннвиц уже начал утверждать, что казус в европейской интеллектуальной и культурной жизни привел к этическому вакууму, ведущему к новому типу человека, который он назвал "человеком постмодерна" (postmoderne mensch). Появление этого текста и даже термина постмодерн более века назад позволяет нам увидеть, что характеристики состояния постмодерна далеко не новы. Паннвиц также не был уникален. Первая английская книга с названием "постмодернизм" вышла в 1926 году. На базовом филологическом уровне эти примеры показывают, что термин постмодерн стал лексически доступен вскоре после 1901 года, когда появились варианты термина премодерн и вошли в обиход в ряде европейских лингвистических репертуаров. Не успел "modernity" стать квинтэссенцией периодизации, как стало возможным представить себе его будущее затмение.