Мешуга

Мы целовались и продолжали спорить. Все, что нам оставалось, это урвать не­сколько моментов удовольствия до того, как мы столкнемся друг с другом и лопнем, как мыльные пузыри (каковыми мы и были). Мы с Мириам не были ни вместе, ни врозь. Мы не отрицали Бога и не могли служить Ему. Служить кому (или чему)? — тому, кто осуществлял техническое обслуживание всемирного тяготения и магнетизма, взры­вов вселенной и космических лучей, тому, кто никогда не принимал наших молитв и не отрицал их? По ночам мы лежали в постели и исповедовались в наших грехах, действительных и мнимых, комичных и трагических. И нам надо было сказать друг другу так мно­го, что зачастую ночь оказывалась слишком коротка.

Мириам заявила мне: она не может оставаться в Америке, когда Макс находится в Израиле. Он еще только выздоравливает; ему требуется ее помощь и ее любовь. Она предложила мне сопровождать ее за грани­цу. Впрочем, у нее не было денег даже на ее собственные расходы.предложил ей ты­сячу долларов, оставшуюся от моих сбере­жений. Что бы я делал в Израиле? Там гос­подствовал не идиш, а иврит, гордый язык патриархов, а не жаргон беженцев. Те, кто продолжал вести древнюю битву с филистимлянами, стремились стереть из своей па­мяти две тысячи лет изгнания и гетто, инкви­зиции и погромов. Они хотели быть нацией среди наций, такой же, как все другие. Я со­бирался посетить когда-нибудь эту страну, но еще не сейчас.

Что-то произошло с моим романом — я зашел в тупик. Мне пришлось переписать десят­ки страниц, вернуть части рукописи, уже отп­равленные в типографию. На самом деле я жил в состоянии постоянного кризиса, опасаясь забыть сюжет, ослабить характеры, снизить напряжение ожидаемого. Меня атаковали де­моны, которые водружают препятствия на пу­ти автора, парализуют его память, заражая его чопорным самодовольством. У меня были свои способы изгнания дьявольских духов, я знал их проказы и понимал их вред. Однако этого было недостаточно. Как и смертоносные бактерии, которые становятся нечувствительны­ми к лекарствам и находят все новые способы поражать организм, литературные бесенята никогда не прекращали борьбу. Они посто­янно искали слабые места, нравственную не­устойчивость. Чем больше работы было вы­полнено, чем более утомленным становился ее создатель, тем более бесстыжими становились разрушители. Приходилось постоянно быть настороже. Даже у великих писателей, класси­ков, мастеров бывали свои неудачи. Возмож­но, мозг изначально сконструирован так, что человек весьма искусен в отыскании чужих ошибок и по-детски наивен и слеп по отноше­нию к своим собственным.

Путешествие в Израиль отняло бы у меня время и силы. должен был находиться в тесном контакте с редакцией, читать гранки, быть готовым корректировать свой текст. часто вспоминал слова каббалистов, что человек послан в этот мир ради Нам постоянно требуется исправлять наши ошиб­ки. Даже в сфере в мире света, со­суды разбивались, и божественные искры разбрасывались вниз, в бездну мираИскусству следует многому научиться у этой древней мистики и ее символов.

Прошло три недели, и возвратилась Линн Сталлнер, одна ее рука была в гипсе, другая забинтована. С ней приехали Сильвия и прислуга-мексиканка. Мириам заплакала, рас­ставаясь с Диди, и я почувствовал, как увлаж­нились мои глаза. Малыш поцеловал меня и назвал папой.

Вскоре от Макса авиапочтой пришло письмо, в котором говорилось, что он чувствует себя лучше, но сильно ослаб после такого количества операций. Он скучает по Мириам и по мне. Он прислал мне чек на три тысячи долларов, которые я ему ссудил, и другой — Мириам на ее расходы. Оба чека были под­писаны Хаимом Джоелом Трейбитчером. Хаим Джоел тоже прислал мне письмо на ив­рите, пересыпанное цветистыми библейски­ми выражениями и цитатами из Гемары. Он добавил несколько дружеских строк на иди­ше для Мириам. Он начал выплачивать наво­рованное его племянником Хершеле (или Хэрри) у беспомощных клиентов. Он соби­рался также вернуть Мириам пять тысяч долларов, которые дал ей Моррис Залкинд и на которые Макс и Хэрри спекулировали акциями.