Мешуга

[114] - — задает во время седера ведущему самый младший участник церемо­нии; эти вопросы сформулированы в Агаде.

— белая одежда, одеваемая во время богослужений и праздников.

— праздничная кушетка, имитирует ло­же, на котором возлежит, облокотясь на левую ру­ку, ведущий церемонии, символизируя этим осво­бождение из рабства.

— тестообразная смесь из тертых яблок и молотых орехов с вином, напоминающая глину — в память о евреях, делавших в египетском рабстве кирпичи из глины.

— лепешки из неквашеного теста, заменя­ющие хлеб на время Песаха.

— поминальная молитва, читается в си­нагогах в праздничные дни Йом Кипур, Шмини Ацарет, в седьмой день Песаха и в Шавуот. Шавуот — праздник урожая и получения Торы, отмеча­ется в начале лета, через семь недель после Песаха (русская Пятидесятница).

[120] - букв. «правед­ник») — человек, отличающийся святостью.

Глава 9

Так случилось, что врач, который лечил Макса в его молодые годы в Варшаве, Яков Динкин, вместе с урологом Ирвингом Сафиром (оба практиковавшие теперь в Нью-Йорке) решили, что Макс должен восстановить силы прежде, чем подвергнуться второй опе­рации. У него была не только болезнь проста­ты, но еще и плохо функционировали почки и начали появляться симптомы уремии. Чтобы предотвратить уремию, они прописали анти­биотики и экстракт печени. Миша Будник обещал хранить нашу тайну, и я не думаю, чтобы он нарушил слово. Вероятно, тайну возвращения Макса открыл сосед Мириам на Централ-Парк-Вест, тот самый человек, который рассказал Моррису Залкинду, что я провел у нее ночь.

Скандала, которого боялся Макс, не было. Когда беженцы узнали, что Макс Абердам се­рьезно болен, и что ему снова предстоит операция, они перестали стучаться в двери Привы, звонить по телефону и беспокоить ее.

Буквально за день до того, как стало известно, что Макс в Нью-Йорке, Прива отплыла на небольшом еврейском судне, которому требовался почти месяц, чтобы достичь Израиля — с остановками в Марселе и Неаполе. Макс рассказал мне, что у Привы была отложена на черный день солидная сумма, образовавшаяся из денег, которые он давал ей, и компенсации, полученной от немцев.

Прива задолжала за три месяца за кварти­ру на Риверсайд Драйв, и владельцы подали в суд, чтобы получить ордер на выселение. Доктора Динкин и Сафир считали, что Мак­су было бы полезно провести несколько не­дель за городом, подальше от раскаленного от жары Нью-Йорка. Мириам телеграфиро­вала отцу в Рим просьбу одолжить денег, но Моррис Залкинд ответил, что пока она пута­ется с этим шарлатаном, Максом Абердамом, он не даст ей ни цента. Макс, который остался совсем без гроша, был тверд в своем нежелании брать у меня деньги, но я убедил его взять у меня взаймы три тысячи долла­ров. Этого было недостаточно даже для то­го, чтобы покрыть стоимость операции или пребывания в загородном отеле, но тут слу­чилось, как сказала Мириам, ничто иное, как чудо. Линн Сталлнер собралась лететь в Мексику со своей подругой Сильвией. Она попросила Мириам принять на себя заботы о Диди на время ее отсутствия. У Линн был на берегу озера Джордж дом с острой высокой крышей и балконом, какие часто встречают­ся в Швейцарии и который она назвала «Шале». Она предложила Мириам пожить с Диди в этом доме. Линн и Мириам всегда до­веряли друг другу, и когда Мириам спроси­ла, может ли она взять с собой Макса и меня, Линн ответила:

— Бери кого хочешь.

Все произошло быстро. Линн Сталлнер встречала Макса и читала мой роман, кото­рый появился на английском. В доме Линн были все мыслимые удобства, даже неболь­шая моторная лодка, пришвартованная на озере. За ней и за участком присматривал сторож. Двумя днями позже Линн вручила Мириам чек на покрытие расходов ее и Диди и еще один — ее жалованье. Линн набила свой вместительный «седан» всем, что толь­ко могло понадобиться Диди в предстоящие недели, включая коляску и игрушки. Мириам нянчила Диди с тех пор, когда ему было все­го четыре недели, и во многих отношениях лучше, чем мать, разбиралась в том, что ему было нужно. Сейчас Диди было четырнад­цать месяцев, он уже начал говорить. Он ползал и даже научился стоять на ножках. Свою мать он называл «мама», а Мириам по­чему-то — «нана». Диди начал узнавать меня и любил кататься у меня на плечах. Линн пользовалась услугами двух врачей-педиатров, одного в Бруклине, другого в Лейк Джордж. Она собиралась звонить по теле­фону из Мехико каждые два дня. В доме у озера был гараж и машина, которой Мириам разрешалось пользоваться.