Мешуга

— 

— 

—  

— 

— 

В глазах Мириам мелькнуло выражение, близкое к победному.

Помимо своей воли я спросил:

—   Что произошло в то утро, после моего ухода?

И тут же пожалел о своих словах.

—   Ты в самом деле хочешь знать?

—   Можешь не отвечать.

Какое-то время Мириам молчала.

—   Кое-что происходило. Стенли оставал­ся со мной целый день и следующую ночь. Я не надеялась пережить ночь, была готова умереть. Можешь не верить мне, но я прожи­ла не один год рядом со смертью. Я знаю ее так же хорошо, как собственное тело. Стенли был не первым, кто угрожал мне револьве­ром. Тот самый Янек, которому я принесла в жертву свою жизнь, забавлялся, стреляя в стеклянный бокал, который ставил мне на го­лову. Как-то раз привел своих коллег — по­ляков, не немцев, — и они тоже развлекались таким образом. Это только одна из сотен правдивых историй, веришь ты им или нет. Не думай, что я пришла к тебе плакаться или из­виняться. Я тебе ничем не обязана — ни тебе, ни даже Максу.

—   Где Макс? — спросил я.

—   Макс в Польше.

—   Ты видела его до отъезда?

—   Нет. Как бы я смогла? Телефон звонил, но Стенли запретил мне снимать трубку. Позже я узнала, что наутро после «парти» у Трейбитчеров Макс уехал в Польшу вместе с Матильдой Трейбитчер.

—   Как ты отделалась от своего мужа?

В глазах Мириам появилась улыбка.

—   От моего мужа? Раз он меня не убил, то в конце концов ему пришлось отступиться. Перед тем как уйти, он сказал, что готов развестись со мной. Это было забавно, в самом деле, даже смешно.

—   Почему смешно?

—   Он не мог решить, убивать меня или нет. Продолжал болтать об этом, и в конце концов спросил моего совета. Ты когда-ни­будь слышал о таком? Убийца просит совета у своей жертвы! Тут я просто не могла не расхохотаться.

—   Каков был твой совет?

—   Мой совет был: делай что хочешь.

—   Это одна из твоих выдумок?

—   Нет, это правда.

—   Что произошло потом?

—   Он попрощался и ушел. Только что говорил об убийстве, а в следующую минуту уже болтал о примирении. Даже предложил завести от него ребенка. Я бы не поверила, что такое может быть, если бы, после всего, что видела в жизни, не разучилась удивлять­ся. Меня больше ничего не поражает. Если бы прямо сейчас разверзлись небеса, и в кафетерий вошел сам Господь, я бы и глазом не моргнула. Ты, может быть, писатель, ты и в самом деле писатель, но на что способны люди, мне известно лучше, чем тебе.

—   А про твою учительницу и альков, в котором ты якобы провела военные годы, — это тоже была ложь?

 —   Это не было ложью. Я не отчаянно боролась за то, чтобы остаться в живых — для чего? Но у меня появилось что-то вроде це­ли — преодолеть все и пройти через эти свин­ские времена живой и сильной. Надо сказать, что это стало для меня чем-то вроде азартной игры или спорта: сумею или нет? Ты часто пи­сал, что жизнь это игра, пари или что-то по­хожее. Я решила ускользнуть из рук ангела смерти какой угодно ценой. Когда мне стало ясно, что в любой день меня могут схватить и выслать с одним из транспортов,[96] я сбежала, а моя бывшая учительница спрятала меня.

—   Когда это было?

—   В конце сорок второго. Нет, это уже был сорок третий.

—   Твоя учительница знала о твоем поведении?

—   Да; нет... Может быть.

—   Это в ее доме ты читала книги, о кото­рых рассказывала?

—   Да, в ее.

—   А что произошло потом?

—   В сорок пятом я выползла, как мышь из норки, и началась другая глава — странст­вия, тайные переходы через границы, ночев­ки в конюшнях, амбарах, в канавах, и все ос­тальное.

—   Что случилось с твоим сутенером?

—   Янек мертв.

—   Убит во время восстания?

—   Кто-то подарил ему смерть.