Железное жалюзи немедленно поползло вверх. Кассир, застывший как статуя с телефоном возле уха, оттаял, обернулся, выкрикнул указание повару – всё как ни в чём не бывало. Голубь снялся со столика, устремился к фалафельной и скрылся за прилавком. Кассир даже не заметил.
Спустя мгновение из кухни вылетела птица – куда больших размеров, чем голубь. Настоящий орёл, вернее, белоголовый орлан. И в когтях он сжимал поднос. Орёл приземлился посередине нашего столика.
– Теперь, значит, ты орёл? – уточнил я.
– Да, – подтвердил он тем же каркающим голосом. – Люблю всякую путаницу. Вот ваш обед.
На подносе лежало всё, чего только могла пожелать моя душа: дымящиеся перчёные квадратики говяжьего киббеха, кучка кебабов из баранины с соусом из мятного йогурта и четыре свежие питы с божественными шариками из нута, приправленные тхиной и украшенные маринованными огурчиками.
– О, Хельхейм, да. – Я потянулся к подносу, но орёл клюнул меня в руку.
– Куда? – укоризненно спросил он. – Сначала пробую я.
Видели когда-нибудь орлов, жрущих фалафель?
С тех пор это зрелище снится мне в кошмарах.
Я и опомниться не успел: орёл не хуже пылесоса втянул всё, что было на подносе, оставив один-единственный огурчик.
– Эй! – возмутился я.
Сэм поднялась, покачивая в руке топор:
– Это великан. Точно говорю!
– Мы же договорились. – Орёл срыгнул. – А теперь касательно меча…
Исторгнув утробный рык – первобытный рёв голодного мужика, которого лишили его законного киббеха, – я вытащил меч и плашмя звезданул им орла.
Не самый разумный ход, но я же был голодный. И я взбесился. Ненавижу, когда меня вот так надувают. И белоголовых орланов тоже недолюбливаю[65].
Меч ударил птицу по спине и почему-то пристал к перьям, как приклеенный суперклеем. Я попытался оторвать своё оружие, но не тут-то было. И к тому же мои ладони тоже прилепились к рукояти.
– Ну что ж, – клекотнул орёл. – В конце концов, можно и так.
С этими словами орёл снялся с места и пронёсся через атриум со скоростью шестьдесят миль в час. Волоча за собой меня.
Глава 30. Одно яблочко – и поминай как звали
НОВЫЙ ПУНКТ В СПИСКЕ моих нелюбимых дел: орлиный сёрфинг.
Никакой птице в принципе не под силу взлететь с более или менее полновесным Магнусом на прицепе. Но у этого тупого орлана получилось.
Внизу подскакивали Блитц и Сэм, выкрикивая что-то чрезвычайно обнадёживающее типа: «Эй! Стой!»
А орёл тем временем проволок меня прямо по столикам, стульям, по горшкам с цветами, прорвался через стеклянные двери и воспарил над Чарльз-стрит.
Парень на десятом этаже многоэтажки подавился своими чипсами, когда я мелькнул в его окне. На память я оставил ему отпечаток подошвы на стекле.
– Отпусти меня! – проорал я орлу.
– Уверен? – проклекотала птица, проносясь над крышей. – Берегись!
Я дёрнулся, едва не вмазавшись лицом в промышленный кондиционер. И проломился через кирпичную трубу, использовав грудь в качестве стенобитного орудия. На другой стороне здания орёл пошёл на стремительное снижение.
– Так что? – спросил он. – Договоримся насчёт услуги – или как?
– С голубем-мутантом, который ворует фалафель?! – вознегодовал я. – Ни за что!
– Как пожелаешь.
Орёл заложил крутой вираж, шмякнув меня о пожарную лестницу. Мои рёбра хрустнули, голодный желудок выбросил в пищевод струю кислоты. Желудку, бедняге, очень хотелось вывернуться наизнанку, да было нечем.
Мы поднялись к одной из церквей на Бойлстон-стрит и закружили вокруг колокольни. В голове у меня зачем-то всплыла мысль о Поле Ревире и всей этой белиберде из серии «Один фонарь – если сушей идут, а морем – так два зажигай…»[66].
А если, чувак, вдруг заметишь парня, которого тащит за собой орёл, то я даже не знаю… Жги, короче, сколько есть фонарей, не скупись.
Я попытался усилием воли залечить рёбра, но никак не выходило сосредоточиться. А болело просто жуть. И я всё время стукался о стены и пинал окна.
– Я хочу немногого, – разглагольствовал орёл. – Услуга за услугу. Я расскажу тебе, как добыть меч. А ты, когда туда доберёшься, принесёшь мне кое-что. Сущий пустяк. Одно яблоко.
– И в чём подвох?
– Подвох в том, что если ты не согласишься… О, гляди-ка! Антиприсадные шипы!
Прямо по курсу был отель, и его крыша щетинилась сталью не хуже, чем заграждения из колючей проволоки времён Первой мировой. Эти шипы понатыкали тут для отпугивания птиц. Но чтобы распороть мне живот, они тоже отлично подошли бы.
Вот тут-то я и струхнул. Я вообще не люблю острые предметы. А мой живот ещё не до конца восстановился после недавней смерти от куска раскалённого асфальта.
– Ладно! – заорал я. – Уговорил!
– Скажи: «Клянусь честью, я принимаю твои условия».
– Что за фигня?!
– Скажи так!
– Клянусь честью, я принимаю твои условия! Да – яблокам! Нет – шипам!
Орёл взвился вверх, едва не задев крышу. Мои подошвы чиркнули по остриям шипов. Мы сделали круг над Копли-сквер и приземлились на крыше Публичной библиотеки.