Я с облегчением выдохнул. Если нет Абделя, Амир – наилучший вариант. Амиру лет восемнадцать или девятнадцать, он весь из себя красавчик: гладкие тёмные волосы очень аккуратно подстрижены, на бицепсах арабские татуировки, а с его улыбкой впору продавать отбеливатели для зубов – разлетались бы, как горячие пирожки. Как и всё в «Фалафельной Фадлана», он звал меня «Джимми».
– Я норм, – ответил я. – А где твой старик?
– Он сегодня в Соммервилле. Дать тебе чего-нибудь?
– Чувак, ты лучший.
– Да ладно, ерунда, – рассмеялся Амир. Он взглянул мне через плечо. Один раз, а потом второй. – Кого я вижу! Самира! А ты что тут делаешь?
Сэм неуклюже подалась вперёд:
– Привет, Амир. Я тут… я занимаюсь с Ма… с Джимми. Я его репетитор.
– Правда? – Амир опёрся на прилавок, и мышцы на его руках напряглись. Поразительно: парень день-деньской вкалывает в заведениях своего отца, то в одном, то в другом, а на белоснежной футболке – ни единого пятнышка! – А разве ты не учишься?
– Ммм… Да, но меня отпустили с кампуса, чтобы я позанималась с Джимми… и его одноклассниками. – Она указала на Блитца и Хэрта, которые ожесточённо препирались на языке жестов, описывая руками быстрые круги. – Геометрией, – заключила Самира. – С геометрией у них просто беда.
– Просто беда, – поддакнул я. – А на сытый желудок геометрия лучше идёт.
Амир сощурился:
– Вас понял. Рад, что ты жив-здоров, Джимми. В газете писали о несчастном случае на мосту: тот парнишка, который погиб, на фото очень уж смахивал на тебя. Звали его по-другому, но мы всё равно забеспокоились.
Голова моя была забита мыслями о фалафеле, поэтому я не сразу спохватился: и правда, они ведь могли прочесть обо мне в газете.
– А да, я тоже видел. Но у меня всё хорошо. Вот за геометрию взялся. С репетитором.
– О’кей! – Амир улыбнулся Самире. Неловкость между всеми нами была такая плотная, что хоть ножом режь. – Самира, а ты передавай от меня привет Джиду и Биби. Вы, ребята, присаживайтесь. Я вам всё принесу через минуту.
Сэм что-то пробормотала: то ли «большое спасибо», то ли «убейте меня тапком». И мы уселись за столик рядом с Блитцем и Хэртом.
– Что это было? – поинтересовался я у Сэм. – Откуда ты знаешь Амира?
Она ещё ниже натянула платок на лоб.
– Отодвинься от меня. И сделай вид, будто у нас геометрия.
– Треугольники, – послушно произнёс я. – Четырёхугольники. Но чего ты так загоняешься-то? Амир просто чудо. Если Фадланы твои знакомые, то ты для меня всё равно что рок-звезда.
– Он мой родственник, – выпалила Сэм. – Троюродный. Внучатый племянник. Или что-то в этом роде.
Я перевёл взгляд на Хэрта. Он хмуро уставился в пол. Блитц снял лыжную маску и очки – видимо, искусственный свет ему не так вредил – и угрюмо крутил на столе пластиковую вилку. Ясно: они без нас о чём-то неслабо поспорили.
– Ну, родственник и родственник, – сказал я Сэм. – Что такого-то?
– Давай сменим тему, а? – попросила она.
Я примирительно поднял руки:
– Как скажешь. Начнём всё с начала. Всем привет. Меня зовут Магнус, и я эйнхерий. Если мы не хотим заниматься геометрией, предлагаю обсудить вопрос, где искать Меч Лета.
Все молчали.
Рядом со столиком вразвалочку прохаживался голубь, склёвывая крошки.
Я поднял взгляд на прилавок фалафельной. По каким-то неведомым причинам Амир опустил жалюзи. Никогда не видел, чтобы он закрывал заведение в разгар обеденного перерыва. Может, Сэм его как-то обидела и теперь конец моей фалафельной халяве?
Если так, то пусть пощады никто не ждёт.
– Что с нашей едой? – спросил я.
Тонкий голосок где-то у моих ног прокаркал:
– Я знаю ответы на оба вопроса.
Я посмотрел вниз. После всех этих чудны́х деньков, осознав, кто со мной говорит, я и бровью не повёл:
– Народ, этот голубь желает нам помочь.
Голубь порхнул на наш столик. Хэрт едва не свалился со стула. Блитц стиснул в ладони вилку.
– Вяловатый тут сервис, – сообщил нам голубь. – Но я могу сделать так, что ваш заказ будет готов поскорее. А ещё могу вам сказать, где искать меч.
Сэм потянулась к топору:
– Это не голубь.
Птица смерила её взглядом оранжевого глаза:
– Возможно. Но если вы меня убьёте – не видать вам обеда. И меча тоже не видать. И наречённого.
Самира смотрела на него так, словно из её глаз через весь атриум вот-вот полыхнут молнии.
– О чём он вообще? – не понял я. – Какой наречённый?
– Если хотите, чтобы «Фалафельная Фадлана» открылась… – проворковал голубь.
– Это объявление войны. – И я попытался сцапать птицу. Но даже при моих рефлексах эйнхерия шансов было мало, это я и сам понимал. – Ты что такое сделал? Что случилось с Амиром?
– Пока ничего! – заверил голубь. – Я принесу вам обед. Я всего лишь хочу испробовать его первым.
– Кхм, – сказал я. – Ну, предположим, я соглашусь. И какова будет цена за информацию о мече?
– Услуга. Всё вполне обсуждаемо. Ну так что: фалафельная закрывается на веки вечные – или мы договариваемся?
Блитцен покачал головой:
– Магнус, не надо.
Хэрт показал жестами «Голубям верить нельзя».
Сэм поймала мой взгляд. В её глазах читалась мольба. То ли она любит фалафель ещё больше моего, то ли её беспокоит что-то другое.
– Договорились, – произнёс я. – Тащи обед.