Мавры при Филиппе III

Пикильо свернул в сторону и думал, что спасся, как вдруг альгвазилы, лучше его знавшие расположение города, отрезали ему дорогу и показались впереди. Он оглядывался с отчаянием во все стороны и не видал спасения: не было ни одной улицы, ни одного переулка, только красовался большой двор с железной решеткой и затворенными воротами. В глубине этого двора было большое здание коллегии иезуитов.

Пикильо, не думая, что сам отдается в рука врагов, вбежал во двор и запер ворота. В это время проходили по двору несколько иезуитов.

– Спасите!.. Спасите меня! – закричал Пикильо.

Иезуиты остановились с удивлением и, видно, поняли причину. Один из них, с сладкой улыбой и хитрым взглядом, подошел к Пикильо и сказал:

– Не бойся, сын мой! Дом наш пользуется правом приюта, и аббат Эскобар не позволит нарушить привилегию своего ордена.

В эту минуту толпа народа и альгвазилы прибежали к решетке и закричали:

– Выдайте нам арестанта!

– Что он сделал, братья? – спросил Эскобар.

– Он еретик! Он некрещеный мавр! – закричал сержант альгвазилов. – Его требует архиепископ Рибейра и хочет окрестить. Он начал обращать его… но он бежал!

– Мы не выдадим его, – отвечал Эскобар, – потому что он пользуется правом приюта. А так как Рибейра не кончил начатого дела, то мы и сами обратим его к вере. Он пожелал у нас остаться.

– Ну так дайте расписку, что он будет у вас. Я должен дать ответ за него архиепископу.

Эскобар согласился и повел альгвазила в комнату. Любопытные разошлись, а монахи отвели Пикильо в опрятную и светлую келью.

Отпустив альгвазила, Эскобар обо всем донес настоятелю. Отец Жером очень обрадовался случаю подорвать славу Валенсийского архиепископа и восторжествовать там, где Рибейра испытал неудачу. Но для этого нужно было восторжествовать сперва над еретиком.

В первой беседе с мавром Эскобар удивился образованности и большим сведениям молодого человека. Это пугало его в деле обращения, но между тем и радовало, полагая, что труды его увенчаются полным успехом.

Чтобы иметь Пикильо постоянно при себе, Эскобар отвел ему келью подле своей и предложил надеть платье послушника и обрезать волосы, потому что в монастыре запрещено жить лицам, носящим светскую одежду. Пикильо на первое предложение согласился, но второе решительно отвергнул. Его не принуждали, а напротив, окружили всем возможным вниманием и услугами. Он имел полную свободу заниматься, чем хотел, и целые дни проводил в богатой монастырской библиотеке. Это была для Пикильо самая приятная темница, но все-таки темница. Одно это слово делало Аллиагу не чувствительным ко всем любезностям Эскобара и глухим к его убеждениям.

Пикильо скучал. Однажды он взял для развлечения первую попавшуюся книгу. Это было Евангелие. Аллиага раскрыл и увидел бумажку, на которой неровным почерком было написано: «Берегись почтенных отцов и особенно Эскобара».

«Кто подает мне этот совет?» – подумал Пикильо. Но эта была тайна. Полагая, однако, что добрый советник придет справиться об успехе почты, он на то же место положил другую бумажку, на которой написал: «Кто бы ты ни был, уведомь меня об Иесиде и Аихе».

И пошел прогуливаться в монастырский сад. Через некоторое время он возвратился, схватил Евангелие и с радостью увидел новую записку, но она была ужасна: «Иесид схвачен и под судом. Аиха в темнице инквизиции. Берегись, молчи и ожидай».

– Ждать! Когда все в опасности! – вскричал Пикильо с отчаянием. – Нет! Я убегу!

И с этим намерением он пошел осмотреть стены монастыря.

Прогуливаясь по двору, где было несколько иезуитов, Пикильо увидел человека, одетого в зеленый бархатный кафтан с серебряными пуговицами. Этот господин нес в руках бритвенный прибор, мыльницу и сложенное полотенце.

– Гонгарельо! – вскричал Пикильо и побежал к нему, но тот не слыхал или не хотел слышать и поспешно ушел в келью привратника, а оттуда на улицу.

Тут Пикильо догадался, что сделал глупость. Чтобы не подать виду к подозрению, он стал расспрашивать одного иезуита о цирюльнике и узнал, что Гонгарельо давно уже имеет честь брить почтенных отцов.

Он узнал своего благодетеля и решился во что бы то ни стало поговорить с ним. Прождав два дня понапрасну, Пикильо решился на последнее средство.

– Почтеннейший отец, – сказал он Эскобару, – вы мне предлагали обстричь волосы, я не соглашался, но теперь передумал…

– Неужели? – вскричал приор с радостью. – Стало быть, ты наш?

– Не заключайте так скоро. Можно ошибиться.

– А, хорошо! Я вижу, что это значит.

– У меня волосы длинны. Мне жарко.

– Хорошо, сын мой. Желание твое будет исполнено.

Эскобар пошел отдать приказание позвать цирюльника, и Пикильо думал, что Эскобару теперь время идти к настоятелю, следовательно, он не будет присутствовать при стрижке.

Через полчаса явился Гонгарельо, и Пикильо с радостью бросился ему навстречу, но вдруг остановился. За цирюльником вошел Эскобар.