Мавры при Филиппе III

Глава I. Опасности

Мы оставили Пикильо Аллиагу в карете между монахами.

Положение его было довольно неприятно. Он, конечно, не желал согласиться на насильственное крещение. Он также и Аихе обещал не поддаваться такому принуждению, и после того, как д’Альберик признал его за сына, а Иесид назвал братом, нельзя было отречься от их веры и принять другую.

Он думал, что будет заключен в темницу инквизиции подобно Хуаните и Гонгарельо и надеялся на своих друзей, которых Педральви известит по прибытии в Мадрид. Аиха и дон Фернандо, думал он, найдут средства его освободить.

Пикильо догадался, что его везут в Валенсию. Часа через три они остановились и пошли вместе с Рибейрой к полуразрушенному замку, прежде построенному маврами и потом обращенному Рибейрой в монастырь. Настоятелем его был отец Ромеро, с помощью которого Рибейра крестил. Айгадорский монастырь называл он своим виноградником.

Здесь, в тесной келье, Пикильо в продолжение целого месяца каждый день слушал проповеди и увещания Ромеро.

На тридцатый день отец Ромеро, окончив проповедь, спросил:

– Прозрел ли ты, сын мой?

– Нет.

– Не хочешь принять крещение?

– Нет!

– Ну, да будет же над тобой воля Божия! Я сделал все, что мог. Не сеятель виноват, что жатва не всходит, надо хорошенько вспахать. Завтра мы этим займемся.

Пикильо ожидал следующего дня с некоторым любопытством. В назначенный час вместо отца Ромеро вошел колоссального роста доминиканец Акальпухо, человек с глупым и зверским лицом и с длинной плетью из ремней, с железными гвоздями на концах. Это был пахарь. Пикильо узнал, что он пришел затем, чтоб дать ему десять ударов плетью, и потом каждый день прибавлять по одному, если он не согласится креститься. И он хотел уже подойти к несчастному; холодный пот выступил на лбу у Пикильо, но вдруг он вспомнил, что у него осталось еще одно средство к спасению. Он нашел в своем кармане несколько монет, которые Бальсейро, верно, забыл, и незаряженный пистолет. Подумав, он решился завести разговор с монахом.

– А скажи-ка, что вы делаете с теми, которые и после вашей пытки не хотят креститься?

– Продержим месяц под плетью, потом, если не сдадутся, отсылаем в инквизицию.

– А там что же?

– Там уже дело не наше! Обратятся, так хорошо, а нет, так и на костер случается попадают.

– Значит, ты еще не настоящий палач? Настоящие там, в инквизиции. Но скажи, какое ты получаешь содержание за эту душеспасительную должность?

– Какое наше содержание!.. Живем как отшельники. От архиепископа идет по одному реалу в день на брата.

– Хочешь, я тебе буду давать в день по три?

– Как по три?

– Да вот начнем сегодня. Вот тебе три реала, и каждый раз, когда ты придешь, я буду давать тебе по столько же, чтобы ты не беспокоился со своей плетью.

Акальпухо взял машинально поданные деньги и разинул рот от удивления.

– Согласен ли ты? – спросил Пикильо.

– Пожалуй, отчего ж не согласиться?.. Мне же меньше хлопот!

– И мне тоже. А когда пройдет месяц, то ты объявишь, что не мог обратить меня… Понимаешь?

– Понимаю.

Акальпухо согласился, он с точностью приходил каждый день к арестанту и получал по три реала.

С тех пор как этот палач сделался поверенным, Пикильо часто говорил с ним о побеге и за помощь обещал богатую награду. Акальпухо рад был услужить, но выпустить арестанта из крепости не было никакой возможности. Для этого надо было подкупить не только всю братию, но даже и самого отца Ромеро, он своеручно отпирал и запирал тронные двери, когда выпускал кого-нибудь из своих подчиненных.

Глава II. Освобождение. – Свадьба

Пикильо желал и ждал своего отправления в инквизицию, откуда надеялся освободиться скорее.

Второй месяц был на исходе, и по расчету, с ежедневными прибавками ему следовало получить тридцать восемь ударов плетью, а денег оставалось ровно девять реалов на выкуп спины от пахаря. Он боялся, что ему нечем будет откупиться, а даром Акальпухо ничего не сделает.

В таком положении были дела, когда монастырский привратник пришел доложить отцу Ромеро, что за воротами стоит отряд альгвазилов, присланных от Толедского коррехидора, дона Хосе Кальсадо, по приказанию архиепископа Рибейры. Ромеро поспешил впустить альгвазилов. Их было человек десять под предводительством сержанта, рослого, смуглого мужчины с огромными черными усами. Сержант объяснил, что прислан от архиепископа Рибейры, который приказал немедленно отвести всех арестантов к нему в Валенсию.

– Но отчего же его высокопреосвященство прислал так рано! У нас не всем еще новообращенным вышел срок.

– Не могу знать…

– Пойдемте, я вам сдам…

– А сколько их всех, почтеннейший отец?

– Пять человек; все жиды…

– А как же коррехидор, отдавая приказание, упоминал о каком-то мавре?

– Да, да, есть и мавр… страшный еретик!.. Закоснелый… Его отправить еще нельзя, срок не вышел, остается три дня.

– Как нельзя? Видь я вам говорю, что приказано забрать всех и как можно скорее отправить. Особенно этого еретика мавра, его-то и велено стеречь строже… Архиепископ знает, что он закоснелый еретик.