Пикильо подошел к толпе деревенских девушек, они его тотчас пригласили во двор к богато накрытому столу, где угощали всех желающих. Пикильо не мог отказаться от вина, которое ему поднесла одна из девушек, и, усевшись за стол с поселянами, начал расспрашивать их.
– Кому принадлежит этот замок? – спросил он.
– Герцогу Сантарему, португальскому дворянину, – отвечали девушки. – У него много имений в Испании, но он прежде никогда здесь не бывал, приехал в первый раз, свадьбу играет.
– Чью же свадьбу?
– Свою.
– А на ком женится?
– На какой-то сеньоре из Мадрида.
– Что, она богата?
– Кажется, приданого нет.
– Так, верно, красавица?
– Да… только бледная такая бедняжка, должно быть, скучает!.. Хоть бы раз улыбнулась, что это невеста! И герцог не совсем весел, все поглядывает вокруг, как будто ждет беды какой!.. Верно, не по любви женится. Вот уж я бы ни за что так не вышла замуж!..
– Неужели? – сказал Пикильо. – Ну а когда же будет свадьба?
– Да вот сейчас начнется… Слышите звонят… А, вон и народ повалил в часовню.
В самом деле толпа хлынула в домашнюю церковь, которая примыкала к главному зданию замка и имела два входа. Церковь была очень мала и не могла вместить всех любопытных. Многие принуждены были остаться снаружи, перед отворенной дверью.
Пикильо после долгих усилий пробрался внутрь, но и там за теснотой ничего не мог видеть. Наконец обряд кончился. Толпа взволновалась, чтобы дать проход молодым, и раздвинулась так, что Пикильо очутился в первом ряду, подле колонны.
Они пошли мимо. Пикильо, как только взглянул на молодого, невольный трепет овладел всем его телом, ему казалось, что он видит призрак или лишился рассудка. Богатый герцог, португальский дворянин, окруженный вассалами, украшенный орденами, был капитан Бальсейро, вылитый Бальсейро.
Глава III. Встреча
– Опять он! Я его вижу везде! Он меня преследует! – подумал Пикильо, закрыв глаза рукой. В самом деле, между ними было большое сходство, потому что герцог Сантарем и Бальсейро происходили от одного отца. Наконец Пикильо, устыдившись своей слабости, поспешно отнял руку, снова взглянул на молодых и был еще сильнее поражен, увидав в десяти шагах от него обожаемую им Аиху, шедшую под руку с герцогом Сантаремом. Аиха, бледная, печальная, в пышном наряде невесты!
При взгляде на нее вся кровь бросилась ему в голову, он хотел вскрикнуть: «Аиха, Аиха, я здесь!», но язык не поворачивался, хотел броситься вперед, толпа не пускала, ноги подкашивались, только из груди вырвался стон, и Пикильо упал без чувств.
Шум выходившей толпы заглушил крик пилигрима, никто даже не заметил, как он упал на скамью. Вскоре часовня опустела, водворилась мертвая тишина. Через несколько часов Пикильо очнулся, его окружал совершенный мрак, только вдали едва заметно было слабое мерцание лампады. Пробило десять. Долго Пикильо не мог одуматься и собрать своих мыслей, наконец он вспомнил ужасную встречу и с яростью, с какой-то исступленною ревностью бросился к двери, но она была заперта.
В то самое время послышался шорох в противоположной стороне часовни; дверь отворилась, и в комнату вошла женщина со свечой. Но ее трудно было рассмотреть, потому что она рукой загораживала свечу от себя. Она подошла к престолу, поставила свечу и с молитвой опустилась на колени. Пикильо даже мог расслышать, как она произносила имя Аихи.
Это имя всегда производило на него удивительное действие. Он тихонько подошел и, удерживая дыхание, стал подслушивать и узнавать голос, который шептал имя Аихи. Он услышал также имя Фернандо и наконец свое. Тут он упал на колени и прошептал:
– О, да благословит вас Бог за эти молитвы и за то, что вы вспомнили о бедном Пикильо!
Девушка в испуге мгновенно встала и, узнав знакомый ей голос, с радостью воскликнула:
– Кто здесь? Кто вы?
– Пикильо.
– Пикильо! – вскричала Кармен. – Ах, как будет счастлива бедная Аиха, – продолжала она, – когда увидит вас. Она мне недавно сказала: «Если бы я могла увидеть его еще один раз и потом умереть!»
– Возможно ли?.. Это ее слова? – вскричал Пикильо, трепеща от радости.
– Тише! Тише! Пойдемте со мной!
Она взяла его за руку и повела через длинный коридор, который тянулся во весь флигель главного здания.