Читаем Мавры при Филиппе III полностью

– Полноте, матушка! Зачем вы думаете о прошедшем? Будем лучше думать о настоящем, и какова бы ни была вперед наша судьба, мы разделим ее. Вот теперь все мое богатство состоит из двухсот червонцев. Половина – ваша!

И несмотря ни на какие возражения Гиральды, он положил сто червонцев на стол, поцеловал мать и побежал.

По возвращении Пикильо домой, карета уже стояла у крыльца. Распрощались и поехали.

Нельзя было не любить Фернандо д’Альбайду. Знакомство заводилось с ним в несколько минут, а познакомившись, все восхищались его откровенным, добрым и веселым нравом. При огромном богатстве и знатности он не был ни надменен, ни тщеславен. Он не опускался до стоявших ниже его, а напротив, старался поднимать каждого до себя.

В начале пути Пикильо только скромно отвечал на все вопросы Фернандо, но вскоре понял, что почтение и скромность не мешает человеку быть любезным и разговорчивым, в особенности когда знаешь, о чем вести разговоры, а Пикильо знал немало, так что через час времени Фернандо, восхищенный его беседой, вскричал:

– Скажите, пожалуйста, правда ли говорят, что вы никуда не выходили из дому моего дяди д’Агилара?.. Мы люди военные, к сожалению немного знаем, а так как знатные бароны – то и того меньше! Дядя мой д’Агилар, отличный генерал, но далеко не ученый. Где же вы набрались такой учености?

Пикильо улыбнулся и скромно со всей откровенностью рассказал, каким пришел в дом д’Агилара и каким сделался теперь, благодаря попечениям и покровительству двух подруг. Фернандо слушал все подробности с наслаждением, и это очень понятно, был превосходный случай поговорить о Кармен и, между прочим, об Аихе.

Пикильо, благодаря судьбу, что попал на этот близкий для него предмет, не уставал рассказывать, а Фернандо не уставал слушать. День пролетел быстро, и разговор прекратился далеко за полночь. В горах, где экипаж медленно подвигался вперед, путешественники, покачиваясь, заснули под песню погонщика. На заре выбрались на ровную дорогу, и погонщик поехал скорее.

В это время Пикильо видел страшный сон, и в испуге проснулся, холодная дрожь пробежала по его телу, и он онемел от ужаса.

Впереди, на дороге, стояло страшное чудовище, черное, костлявое, и постепенно приближалось к нему, простирая свои длинные руки. Это был старый дуб, обгоревший до половины и сверху засохший. Пикильо смотрел на это чудовище и задыхался от страха. Дерево подходило все ближе и ближе, и вместе с ним, казалось, подходил бандит Карало, с прицеленной винтовкой, и неистовый капитан Бальсейро. Пикильо ждал смерти, и это была ужасная минута.

Экипаж быстро проехал мимо обгорелого дуба, и погонщик запел снова. Тут Пикильо опомнился, отер выступивший на лбу холодный пот и с усердием помолился Богу.

Утром он роптал на свою судьбу, когда узнал свое происхождение и нашел своих родных, он хотел лишить себя жизни. Но с этой минуты стал снова сравнивать минувшее с настоящим, вспомнил, чем мог быть и чем стал, и нашел, что может только благодарить и благословлять Провидение.

Решаясь отыскать герцога Уседу, собственно для того, чтобы исполнить волю матери, он наконец обольстился надеждой найти такого отца, который своим знатным происхождением может составить ему довольно почетное звание. А потом он сам может идти дальше и наконец сделаться достойным Аихи. И Пикильо, предавшись сладким мечтам, начал строить воздушные замки.

На третий день утром они были в Мадриде. Дорогой уже было решено, что Пикильо остановится в доме Фернандо.

Как только приехали, Фернардо стал собираться к герцогу Лерме, для исполнения поручения маркиза Спинолы.

– Еще одно слово! – сказал он, прощаясь с Пикильо. – Моя кузина, сеньора Аиха, и даже сам дядюшка называют вас Пикильо. Это имя дружеское, которым и я, конечно, имею право называть вас; но для других, кто будет слышать нас, я желал бы знать вашу фамилию.

Пикильо никогда не думал, что ему зададут когда-либо подобный вопрос; но отвечать нужно. Он не мог еще говорить об Уседе; но будучи уверен, что знал свою мать, вспомнил об ее отце, честном и храбром мавре, и ответил:

– Аллиага.

– Ну так до свидания, сеньор Пикильо Аллиага, – сказал Фернандо, подавая ему руку. – В любое время и везде можете положиться на мою дружбу.

И Фернандо поехал к министру. Пикильо пошел отыскивать герцога Уседу. Дом нашел скоро, но трудно было найти хозяина.

<p>Глава V. Дом Уседы в Мадриде</p>

Пикильо обратился скромно и учтиво с вопросом к швейцару, но тот сухо ответил:

– Его светлости нет дома.

Через час Пикильо увидел, как блестящий экипаж с герцогскими гербами въехал во двор, пошел опять, и гордый швейцар дал тот же ответ.

– Но я сейчас видел, как герцог приехал.

– Все равно. Его светлость не изволят принимать.

– Когда же он будет принимать?

– Завтра.

Пикильо пришел на другой день. Тот же ответ. На следующий день то же: или дома нет, или не принимает. Бедный молодой человек приходил в отчаяние, но, вспомнив советы Аихи, решился терпением одолеть препятствие.

– Буду ходить до тех пор, пока не застану герцога, – сказал Пикильо сам себе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия исторических романов

Андрей Рублёв, инок
Андрей Рублёв, инок

1410 год. Только что над Русью пронеслась очередная татарская гроза – разорительное нашествие темника Едигея. К тому же никак не успокоятся суздальско-нижегородские князья, лишенные своих владений: наводят на русские города татар, мстят. Зреет и распря в московском княжеском роду между великим князем Василием I и его братом, удельным звенигородским владетелем Юрием Дмитриевичем. И даже неоязыческая оппозиция в гибнущей Византийской империи решает использовать Русь в своих политических интересах, которые отнюдь не совпадают с планами Москвы по собиранию русских земель.Среди этих сумятиц, заговоров, интриг и кровавых бед в городах Московского княжества работают прославленные иконописцы – монах Андрей Рублёв и Феофан Гречин. А перед московским и звенигородским князьями стоит задача – возродить сожженный татарами монастырь Сергия Радонежского, 30 лет назад благословившего Русь на борьбу с ордынцами. По княжескому заказу иконник Андрей после многих испытаний и духовных подвигов создает для Сергиевой обители свои самые известные, вершинные творения – Звенигородский чин и удивительный, небывалый прежде на Руси образ Святой Троицы.

Наталья Валерьевна Иртенина

Проза / Историческая проза

Похожие книги