Мавры при Филиппе III

В порыве отчаяния он хотел бежать и лишить себя жизни, бросить этих женщин, которые его покинули. Он уже встал и хотел идти, но взглянул на ту, в которой узнал мать, вспомнил ее слезы о сыне и остался.

– Вы жалеете о покинутом сыне? – сказал он, подойдя к ней.

– О, это единственное мое горе! Ах, как я желала бы возвратить его! И до тех пор не перестану плакать о нем.

– Я исполню ваше желание.

– Ах! Я бы желала его видеть хоть один раз и тогда бы умерла спокойно! – вскричала Гиральда. – Пусть он объявит мне смертный приговор, но я только хочу видеть его!

– Он придет!

– Вы его знаете?.. Он жив?

– Жив! И принесет вам не кару, а утешение. Он непременно придет.

– И не проклянет свою мать?

– Нет, он простил вас, маменька, – сказал Пикильо и с чувством подал руку.

Гиральда вскрикнула от страха, а Пикильо положил свою руку на голову преступницы и сказал:

– Дочь честного и храброго солдата Аллиаги, отец простил тебя, вспомни о нем и молись. Бог тебя простит!

– О, я теперь… буду молиться!

– А сын твой не будет знать прошедшее и предаст забвению то, что слышал чужой человек… Он будет только помнить, что ты… его мать.

Взволнованная Гиральда, вскочила с постели и упала к ногам сына.

– Сын мой!.. Сын!.. – только могла проговорить она от слез, обнимая его колени.

Пикильо поднял ее и посадил опять на постель, но она, не выпуская его рук, не могла насмотреться на него и повторяла:

– Сын мой!.. Он простил меня! Я видела его и умру спокойно.

– А меня?.. Простит ли он меня? – робко спросила Уррака, притаившись в отдалении.

– Простит, бабушка! – весело сказал Пикильо.

Беспечность и веселость старухи вмиг возвратились от восхищения красавцем-внучком. Гиральда не могла говорить. Она только любовалась сыном.

– Но кто мой отец, скажите мне, – спросил вдруг Пикильо.

Этот неожиданный вопрос так поразил обеих, что они смутились.

– Я хочу знать, кто он? Говорите, – повторил Пикильо твердым голосом. – Кто мой отец?

Гиральда от стыда не смела взглянуть на сына и, склонив голову, тихо сказала:

– Не знаю…

И она зарыдала, закрыв лицо руками.

– Я вам скажу правду! – вскричала Уррака. – Это было тогда, когда она любила мавра… чтобы выдержать интригу Ласарильи, она согласилась на предложение главного директора театров… Это он.

– Молчите! – перебила Гиральда. – Не заставляйте врать… Я виновата через вас, но наказание теперь наступило, и мать… мать должна открыть сыну свой позор… Успокойся, – продолжала она, обращаясь к Пикильо, – я чувствую, что не переживу этого удара!.. Я умру, и это должно быть для тебя благодеянием. Но если бы Бог помиловал меня… Нет, нет, я не хочу тебя обманывать! Я ничего не знаю!.. Проклинай меня, сын мой, проклинай!.. Я не могу сказать, кто отец твой… Только выслушай: тот, который не отвергнет тебя… у кого найдется сердце и дружба отца… спроси у того и верь ему… Матушка, дайте мне бумаги и чернил.

– Что ты хочешь делать?

– Давайте скорее!

И она схватила поданное перо и бумагу. В волнении, со слезами на глазах, она поспешно написала записку, свернула ее и, подавая Пикильо, сказала:

– Вот, сын мой! Возьми это, и Бог укажет тебе путь… Ты найдешь его в Мадриде. Спеши к нему, как можно скорее. Я хочу знать ответ… мне недолго быть здесь, в этом мире… я это чувствую… Вернись скорее!

– Непременно!.. Но я еще увижу вас. Я позабочусь, чтобы вы были спокойны во время моего отъезда.

– Ах! мне только нужен ты. Приди поцеловать меня…

– Приду!

И Пикильо вырвался из объятий матери. Он вышел на улицу пораженный тем, что видел и слышал. Он не понимал, сон ли это или действительность.

На улице он взглянул на адрес. Было написано:

«Его светлости, герцогу Уседе, в Мадриде».

Глава IV. Розыск

Во дворце вицероя, войдя в зал, где были Аиха и Кармен, Пикильо вздохнул свободнее. Ему показалось, что он переменился.

Все воспоминания и тягостные впечатления исчезли при виде этой живой и привлекательной картины. Кармен сидела между отцом и двоюродным братом и смотрела на молодого человека с выражением истинного удовольствия. Дон Хуан еще более был счастлив и говорил своему племяннику:

– Ну, не правду ли я говорил о твоей невесте, что она у меня первая красавица во всей Наварре?.. Что ты скажешь? Смотри же: я до этого времени берег ее для тебя. Теперь посоветуй герцогу Лерме поскорее кончить войну с Нидерландами, чтобы тебе туда не ездить, и поторопись справить свадьбу, а не то наши памнелунские женихи отобьют ее у тебя!

Фернандо с откровенностью отвечал на восхищения старика и на нежные взгляды кузины, но заинтересованный наблюдатель мог бы заметить, что молодой жених хотя и разговаривал с Кармен, но взоры его довольно часто обращались к тому окну, у которого сидела Аиха и вышивала на пяльцах.

В это время вошел в зал Пикильо.

– А, господин секретарь! – вскричала, улыбаясь, Аиха. – Как скоро это звание успело придать ему особенную важность! Даже узнать нельзя!

Но потом чувство дружбы сказало ей, что важность Пикильо происходит не от звания, а от печали, гнетущей его сердце. Взгляд ее спросил: «Что с тобой?»

Пикильо поклонился вицерою и сказал: