Мавры при Филиппе III

– Монсеньор, вы, может быть, найдете, что я неблагодарный, но простите, так как я не могу поступить иначе: я хочу просить у вас дозволения на неделю отпуска, прежде чем вступлю на свое новое место. Мне необходимо быть в Мадриде.

– Вы едете в Мадрид, Пикильо? – вскричали девушки с удивлением.

– Зачем тебе нужно там быть? – спросил д’Агилар.

– По одному весьма важному для меня делу, о котором позвольте умолчать. Но я умоляю вас, сеньор, отпустите меня на одну неделю.

– Если хочешь, хоть на две. Когда ты едешь?

– Чем скорее, тем лучше.

– Не хотите ли отправиться со мной? В карете будет место секретарю моего дядюшки, – сказал Фернандо.

Пикильо с радостью и смущением поблагодарил молодого человека.

– Пожалуйста, не благодарите! – возразил Фернандо с простодушием. – Вы свой человек в доме дядюшки и почти принадлежите к его семейству. Нам приятно будет побеседовать дорогой о дядюшке, о кузине и обо всем, что я люблю. Надеюсь, что не соскучимся.

Дон Хуан пожал Фернандо руку в знак благодарности. Кармен поблагодарила приятной улыбкой.

– Но, – продолжал д’Альбайда, – в двенадцать часов мы едем, а потому вам остается не более часа на приготовление. Поспешите.

– Буду готов, – отвечал с поклоном Пикильо.

Д’Агилар вышел, а с ним вместе дочь и племянник.

Аиха, оставшись одна с Пикильо, еще не открывала рта, но взор ее давно уже спрашивал, что это значит? Пикильо поспешил ответить.

– Не спрашивайте меня, сеньора! Это единственная тайна, которую я сохраняю от вас. Если мое предприятие будете успешно, тогда вы все узнаете; в противном случае позвольте мне умолчать… Я самолюбив. Верьте только, что я никогда не забуду ваших советов и… что бы ни случилось… останусь навсегда достойным вашей дружбы.

– Я не настаиваю узнать вашу тайну, – сказала Аиха, – но это путешествие… Нет ли какой для вас опасности?

– С доном Фернандо?.. Никакой!

– Дон Фернандо не всегда будет с вами. Если бы я знала, с кем вы будете иметь дело… если бы я могла дать вам совет…

Пикильо, показав на адрес записки, написанной Гиральдой, спросил:

– Вы знаете это имя?

– Как! – воскликнула с улыбкой Аиха. – Вы, Пикильо, вы уже имеете дела с герцогом Уседой… с сыном первого министра?

– Неужели? – удивился Пикильо. – Это сын первого министра? Он был когда-нибудь главным директором театра?

– Он и теперь на этом месте.

– И этот герцог Уседа – сын первого министра? – вскричал Пикильо с чувством радости и надежды.

– Да это известно всем, кроме вас, может быть.

– А который год герцогу Уседе?

– Я думаю, лет под сорок.

– А первому министру?

– Шестьдесят пять.

«Так… – думал Пикильо. – Так, стало быть, я внук герцога Лермы, первого министра!..»

Эта мысль так сильно поразила его, что он изменился в лице. Но надо отдать справедливость бедному Пикильо: душа его в эту минуту была чужда тщеславия: он думал только об одной Аихе.

– Так вы отправляетесь ко двору? – спросила она.

– Если удастся… может быть.

– О вашей тайне я не спрашиваю, а только хочу сказать вам, кому нужно явиться ко двору, тот должен показаться прилично. На это пригодятся вам двести червонцев, которые д’Агилар поручил мне передать вам… Возьмите! – И она подала ему собственной работы вышитый кошелек с золотом.

– Сеньора, я не могу выразить ему благодарности!.. Будьте добры и поблагодарите за меня!

– Хорошо, я это исполню, но вам нужно купить необходимое для дороги. Не забудьте, вы едете с Фернандо д’Альбайдой, одним из первых баронов Валенсии… Как вы его находите?

– Он премилый, прелюбезный человек!

– Я его мало знаю… Но в дороге вы будете с ним близки; для пользы нашей Кармен постарайтесь изучить его, опишите нам, что вы думаете…

– Вы позволите мне писать к вам?

– Я уж просила вас, кажется!

– Так вы и в разлуке не покидаете ваших друзей?

– В отсутствии меньше чем когда-нибудь!

И она подала ему руку.

Пикильо прижал ее к губам в восторге от надежды и любви, потом побежал приготовляться к дороге.

Прежде всего он отправился в одну из ближайших улиц, где недавно приметил порожнюю квартиру, в дом почтенной вдовы какого-то капитана. Квартира это была во втором этаже и состояла из трех сухих и светлых комнат. Пикильо нанял ее от имени сеньоры Гиральды Аллиаги и заплатил вперед. Потом побежал в дом жида Соломона.

– Матушка, – произнес он, входя в грязное жилище, – я еду исполнить ваше поручение, но вам нельзя здесь оставаться. Пойдемте, я нанял для вас квартиру, удобную и лучше этой.

Они пошли. Бедная мать была счастлива и гордилась тем, что опиралась на руку сына.

– Вот вы у себя дома, – сказал он, введя ее в прекрасную квартиру, где уже топился камин.

Гиральда, осмотревшись кругом и при виде всех удобств и роскоши, которых давно лишилась, обрадовалась, но скоро лицо ее опять омрачилось.

– Мы его выбросили на улицу, – прошептала она, – а он дает нам приют! Оставили на холоде под открытым небом, а он развел для нас этот отрадный огонь!.. Прости, прости, сын мой!

И она упала на колени.