Мавры при Филиппе III

– Завтра сражение, господа! – и, обращаясь к Диего, прибавил: – Утешьтесь, завтра наверстаете, капитан.

Глава V. Лагерь Иесида

На другой день, вечером, Аллиага, оставив свою свиту в гостинице, отправился в горы с Гонгарельо, который невольно все как-то держался позади своего господина и покровителя.

Гонгарельо был человек преданный, но трусливый. Впрочем, и другой, похрабрее его, мог бы без зазрения совести струсить ночью, посреди диких гор, на крутых извилистых тропинках, которые были опасны даже днем. Наши спутники с трудом пробирались по одному боку горы и по краю пропасти, которая становилась чем далее, тем страшнее.

Чем выше они поднимались к хребту Альбарасина, тем воздух становился холоднее и ветер порывистее. Он резко свистел и гудел в щелях утесов и крутился вихрем в узких ущельях. По временам, чтобы не упасть, путники принуждены были цепляться за края утесов и за вересковые поросты или корни дерев, между тем как над головами у них испуганные хищные птицы зловещими дикими криками еще увеличивали ужас страшного места.

Наконец они прибыли на небольшую платформу, увенчанную тремя остроконечными белыми утесами, которые, как серебряные шпили, светились посреди звездной ночи. Гонгарельо задрожал, когда услышал бряцанье оружия и когда несколько человек, лежавших у подножия трех утесов, вдруг вскочили.

То были Альгамар и его товарищи.

– Добро пожаловать, брат, – сказал он. – Наш начальник ждет тебя.

И они стали спускаться на другую сторону горы, по менее крутой тропинке, до пещеры, загороженной утесами. Так как идти было легко, то Аллиага дорогой расспрашивал Альгамара о событиях того дня.

– Сегодня, – отвечал Альгамар, – утром, на рассвете Иесид выступил с большим отрядом. Мы думали, что он отправляется на Куллед Беназаль, чтобы атаковать корпус Фернандо д’Альбайды, который мы видели в долине.

– И что же, – спросил Аллиага с беспокойством, – они сражались?

– Нет. Иесид остановился на горе в долине при восходе солнца, где стоял лагерь Фернандо. Я, как и всегда, был подле Иесида и видел, как по щеке его прокатилась слеза. И мы все тоже были тронуты, потому что с платформы, где стояли, перед нами простирались долины Валенсии. Поля, которые обрабатывали, поприще нашего детства, родная земля наша. Мы не понесем на твое ложе пожаров и опустошения. И, бросив последний взгляд любви на землю, удобренную нашим потом, мы поворотили по тропам, которые ведут в Арагонию. Там стоял другой испанский корпус под начальством бригадира Гомары, который левым своим флангом должен был примкнуть к колонне дона Фернандо, и прибыли к главному корпусу дона Августина де Мехии, который сегодня к утру хотел выступить из Оканьи.

– Знаю, знаю, ну что же?

– Гомара, вероятно, не предполагал, что мы осмелимся атаковать его. Его колонна преспокойно спала. Мы разбудили его пушками, которые отняли у Диего Фохардо. Они хотели отбить у нас эти пушки. Четыре раза кидались на приступ по крутой горе, но мы четыре раза опрокидывали их с укреплений, которые сам Аллах построил для нас в оборону от притеснителей. Посмотрели бы вы, как яростно Гомара отбивался в продолжение двух часов, и все напрасно! Сам Иесид, потомок Абенсеррагов, потомок наших царей, гнал его с утеса на утес, с холма на холм и, наконец, своеручно, в виду своей армии поразил его шпагой в грудь, и горы огласились кликом: «Аллах! Аллах! Слава Иесиду! Слава Абенсеррагам!» Прекрасный был день! – вскричал рассказчик с восторгом. – Такой прекрасный, что я готов умереть, увидевши его.

– А дон Августин де Мехия? – спросил Аллиага.

– Отступил! – отвечал с торжествующим видом Альгамар.

Аллиага с своей стороны вовсе не радовался этому отступлению. Дон Августин де Мехия был не такой человек, чтоб отступить даром, и Аллиага был прав.

Узнав о поражении другого из своих капитанов и заметив твердую позицию мятежников, старый генерал понял, что их не собьешь без значительного урона и, верный своему правилу: «жди, чтобы скорей достигнуть!», предпочел несколько дней трудного пути в обход горы, чтобы напасть на неприятеля с тыла, между тем как дон Фернандо ударит с фланга и поставит мавров между двух огней.

Этот маневр, конечно, давал маврам несколько дней срока, но уверенность Альгамара и его товарищей страшила Аллиагу.

Разговаривая таким образом, они подошли к лагерю мавров, где господствовал самый деятельный дозор. Почти на каждом шагу путников останавливали часовые вопросом:

– Кто идет?

– Братья, – отвечал Альгамар.

Пройдя через лагерь, они подошли к палатке, в которой, несмотря на позднее время, горели свечи, и через минуту два брата обнялись.

– Какими судьбами ты здесь, Пикильо?

– Я знал, что ты в опасности.

– К чему же ты сам подвергаешься ей? Ты, верно, принес мне вести об Аихе и о моем отце?

– К сожалению, нет, я сам их ищу, еду в Валенсию, чтобы по повелению короля возвратить их из изгнания и привести в Мадрид, но поговорим о другом. Отец наш, Деласкар, вручил мне перед отъездом два миллиона реалов для передачи герцогу Лерме за обещание, которому тот изменил. Я принес эти деньги тебе.