Мавры при Филиппе III

Несколько раз он перечитывал донос, подписанный отцом Жеромом и Эскобаром, и придумывал, как бы, оправдав себя, сохранить честь своего семейства, предать суду графиню д’Альбамиру и спасти Уседу.

Пикильо хотел в день отъезда Эскобара тоже пуститься в дорогу; он получил от короля депешу, на которую следовало отвечать. Пикильо принялся писать; в это время вошел Гонгарельо, встревоженный вестями, которые разнеслись повсюду: Борредо был взят и разграблен; около последнего убежища мавров, Альбарасина, собрались войска. Дон Августин де Мехия действовал очень решительно и, казалось, хотел сдержать слово, данное герцогу Лерме – кончить в несколько дней войну совершенным истреблением мавров.

Пикильо трепетал при мысли об Иесиде; он с своим неопытным и слабым войском должен был отбиваться от старых испанских полков, которые воевали уже двадцать лет в Италии, Франции и Нидерландах. Бедный монах, не видя никакой надежды на победу мавров, старался уже выпросить им или прощение, или выгодные условия.

Вот об этом-то и писал он королю. Вдруг ему помешал страшный шум за воротами гостиницы.

Это вели остаток жителей Борредо, человек шестьдесят пленных, которых зрители Караскоса преследовали криками, бранью и каменьями. Несчастные были в самом жалком положении: покрытые грязью и кровью, изнуренные усталостью, они едва держались на ногах. Пикильо спросил, куда ведут их, и сержант отвечал ему: в Оканью.

Пикильо уговорил сержанта остановиться на некоторое время в сарае и дать им отдохнуть. Пленных отвели в сарай к совершенному неудовольствию жителей Караскоса, которые лишились таким образом наслаждения потешиться над еретиками.

По распоряжению Пикильо пленных накормили и напоили. Через некоторое время вдруг послышался конский топот, и сержант Молино тотчас догадался, что это едет дон Августин со своей свитой, следивший за всеми действиями своих отрядов.

Сержант Молино очень испугался и объяснил трактирщику, что считает себя погибшим, а тот передал это сейчас аббату Луи Аллиаге, который велел пригласить генерала к себе. Трактирщик с радостью исполнил это поручение.

Дело шло к вечеру. Дон Августин, отдав свои последние приказания офицерам, отправился в комнату аббата Аллиаги.

Пикильо принял его очень ласково и завел разговор с ним о военных действиях. Время шло незаметно, вскоре обед был готов. Пикильо пригласил генерала разделить его с ним. Дон Августин спокойно принялся кушать; ему и в голову не приходило, что он сидит близко от нарушителя дисциплины, а сержант Молино о том только и молился, чтобы Бог пронес тучу. К несчастью, окна столовой выходили на улицу, а там бушевала чернь, у которой отняли потеху.

– Что это значит? – спросил генерал, прислушиваясь.

– Вероятно, какая-нибудь ссора, – хладнокровно отвечал Пикильо.

Но скоро шум на улице увеличился, нашлись буяны, которые не ограничились одними криками, дело дошло до каменьев. Несколько оконниц в столовой разбились вдребезги, и один камень даже упал на стол. Генерал велел позвать альгвазила, и сеньор Москвито, трактирщик, не посмел ему возражать.

Генерал налил себе вина и продолжал беседовать. Через минуту альгвазилы вошли. В одном из них Аллиага узнал сеньора Корденио де ла Тромбу – того самого, который несколько дней назад собирался повесить цирюльника Гонгарельо.

– Сеньор Корденио, вас ли я вижу! Вы уже возвратились из Валенсии…

– Нет, ваше преподобие. Мои арестанты избавили меня от этого труда.

– Каким же это образом?

– Вы приказали им развязать руки, а дорогой мы только и слышали о бунтовщиках, которые собрались в город под предводительством Иесида д’Альберика.

– В самом деле? – спросил генерал.

– Точно так, ваше превосходительство. И когда мы подошли к горам, все мои арестанты вздумали бежать. Нас было всего двенадцать человек…

– И вы не сладили с ними? – вскричал генерал.

– Как же было сладить!.. двенадцать человек мы убили… а остальные все ушли к Иесиду.

– Ну, это еще не беда! Мы найдем их и с Иесидом, и на этот раз ни один не уйдет. За это я вам ручаюсь. А между тем прогоните эту глупую толпу от дома.

– Мы уже пытались, ваше превосходительство, но не можем одолеть. Они непременно хотят…

– Чего?

– Хотят, чтобы выдали им пленников…

– Каких пленников?

– Да тех, которых ведет сержант Молино.

Дон Августин пожал плечами и отвечал:

– Этот отряд теперь уже должен быть в Оканье. Пусть желающие отправятся туда искать их, но вряд ли застанут.

Пикильо совершенно разделял мнение генерала, однако же ничего не сказал.

– Министр приказал расстрелять всех до одного, – прибавил дон Августин.

Пикильо вскрикнул от ужаса, и второй его мыслью была благодарственная молитва к Богу, который внушил ему остановить пленных.

– Расстрелять! – повторил он.

– Да, так угодно министру и Его Величеству, – спокойно отвечал дон Августин. – Объявить это крикунам, и они, я думаю, успокоятся.

– Нет, ваше превосходительство, они не поверят.

– Как не поверят! Отчего же?

– Оттого, что пленные еще здесь, в этой гостинице, в сарае, что на заднем дворе.

– Как, разве сержант Молино убит? – спокойно спросил генерал.