Прочитав эти повеления, Лерма оторопел, тем более что они заслужили всеобщее одобрение. Все так и думали, что министр сам предложил королю эти меры, и все его благодарили и превозносили.
А главный виновник этого дела продолжал путешествовать, покровительствуя и утешая бедных изгнанников, которые попадались ему на пути.
О всякой несправедливости, о всяком злоупотреблении он немедленно доносил королю, и жалобы эти дошли до того, что Филипп часто не имел средств к отвращению и пособию. Король понял теперь свое положение, и все мужество его в эту минуту состояло в том, чтобы остановиться и не идти далее. Для принятия же положительных мер он стал дожидаться возвращения Пикильо.
Королевский духовник между тем прибыл в Карраскосу, к пределам Альбарасинских гор, которые хотел переехать, чтобы отправиться в Куэнсу, а оттуда в Валенсию.
Пикильо остановился в одной деревне, через которую накануне прошли войска и истребили всю провизию, так что хозяин трактира лишь кое-что мог собрать у всех своих соседей, чтобы накормить королевского духовника.
Пикильо послал куда-то Гонгарельо с поручением, а сам сел за стол. В это время в соседней комнате послышался шум.
– Что там такое? – спросил аббат.
Трактирщик почтительно просил его преподобие не беспокоиться. Какой-то усталый монах требовал обеда, а трактирщик не мог удовлетворить его за неимением средств.
– Так пусть он войдет сюда! – сказал Аллиага. – Пригласи его. Авось достанет моего обеда для двоих!
Трактирщик исполнил приказание, и монах не заставил долго ждать себя.
Войдя в комнату, он низко поклонился и, откинув капюшон, вскрикнул:
– Аллиага!
– Эскобар!
Это был он.
Аллиага встал и сказал:
– Может быть, приглашение, предложенное незнакомому путешественнику, не совсем приятно будет отцу Эскобару. Я прикажу отправить половину обеда в особую комнату.
– Для чего же? – возразил иезуит, подходя. – Я буду в отчаяньи, если обеспокою ваше преподобие. – Потом прибавил шепотом: – Можно ненавидеть друг друга, а быть вместе.
– Я никого не ненавижу, – холодно произнес Аллиага. – Прибор отцу Эскобару!
Прибор подали, и два врага принялись вместе обедать молча. При последнем кушанье Эскобар начал:
– Ну что, почтеннейший брат мой, не предсказывал ли я вам, что в наше время монашеская ряса – есть единственное средство достигнуть знатности, богатства и могущества? Как вы возвысились в короткое время!.. А еще не хотели слушать меня, не хотели верить мне… Мало этого, вы оскорбили меня и возненавидели за первую причину вашего неслыханного счастья…
– Да! – вскричал молодой аббат. – Вам! Вам одним я обязан всеми моими несчастиями!.. Не поминайте мне о них… Будем говорить о другом. Вы из Мадрида?
– Да. Я отправился путешествовать с намерением, которое, признаться, немного изменилось, когда я встретил вас. Мне нужно было видеть Великого инквизитора, который так же, как и вы, путешествует по Андалузии. Я хотел оказать ему значительную услугу, но теперь думаю за лучшее оказать ее вам и найти в этом больше пользы.
– Что такое? Говорите. Я вас слушаю.
– Герцог-кардинал определил вас на место, и может вывести еще далее. Ваше счастье зависит от него.
Пикильо молчал.
– Пока он поднимается, и вы поднимаетесь. Если он упадет, и вы упадете. Поэтому вы должны быть совершенно ему преданы. Так?
Молчание.
– А я для его пользы, то есть для вашей, могу доставить вам превосходный случай уничтожить его врагов и навсегда укрепить его могущество. За эту услугу он рад будет заплатить всеми своими сокровищами, а я могу оказать ее одним словом.
– Вы? Но это, конечно, не из одного усердия к министру? Вы, вероятно, видите тут и для себя пользу?
– Я полагаю, что этот вопрос совершенно лишний между нами, а потому начну прямо. Герцог-кардинал, как вам может быть известно, имеет намерение изгнать иезуитов, подобно маврам.
– Неужели!
– Да, и эта вторая его ошибка…
– Или лучше сказать, искупление первой.
– Нет. Если министр согласится отказаться от этого намерения, я сообщу ему тайну, которая упрочит его власть. Что вы на это скажете?
– Если вы думаете обратиться с этим предложением, – отвечал Пикильо, – то я замечу вам, что тут будет затруднение.
– Какое?
– Я вовсе не хлопочу о поддержании власти Лермы, а напротив, желаю свергнуть его.
Эскобар изумился; Аллиага продолжал:
– Я сказал это ему самому в глаза. Это моя единственная цель… и я свергну его непременно! – прибавил он с силой.
– И это хорошо, – сказал Эскобар. – Если я могу помочь вам…
– Вы хотите помочь? – вскричал Пикильо с удивлением.
– Почему же нет? Я хотел спасти его, но могу и погубить. Последнее даже лучше. Итак, – прибавил он с улыбкой, – условимся.
– Это невозможно! – отвечал Аллиага.
– Что же мешает?
– Прошедшее.
– Помилуйте! Для рассудительного человека достаточно одного настоящего. Прошедшее и будущее ничтожно.
– Но между нами была и будет постоянная вражда!
– Да что до этого за надобность! Я вам говорю не о дружбе, а о действии. Дело идет о низвержении Лермы.
– А если я могу это сделать один?
– В самом деле?