Марсианские хроники

Named but unnamed, and borrowing from humans everything but humanity, the robots stared at the nailed lids of their labeled F.O.B. boxes, in a death that was not even a death, for there had never been a life. And now there was a vast screaming of yanked nails.	С лицами, не безликие, заимствовавшие у человека все, кроме человечности, роботы смотрели в упор на прошитые гвоздями крышки ящиков с надписью "Франкоборт", пребывая в небытии, которого смертью не назовешь, потому что ему не предшествовала жизнь... Но вот громко взвизгнули гвозди.
Now there was a lifting of lids.	Одна за другой поднимаются крышки.
Now there were shadows on the boxes and the pressure of a hand squirting oil from a can.	По ящикам мечутся тени, стиснутая рукой масленка брызжет машинным маслом.
Now one clock was set in motion, a faint ticking.	Тихонько затикал один механизм, пущенный в ход.
Now another and another, until this was an immense clock shop, purring.	Еще один, еще, и вот уже застрекотало все кругом, как в огромном часовом магазине.
The marble eyes rolled wide their rubber lids.	Каменные глаза раздвинули резиновые веки.
The nostrils winked.	Затрепетали ноздри.
The robots, clothed in hair of ape and white of rabbit, arose: Tweedledum following Tweedledee, Mock-Turtle, Dormouse, drowned bodies from the sea compounded of salt and whiteweed, swaying; hanging blue-throated men with turned-up, clam-flesh eyes, and creatures of ice and burning tinsel, loam-dwarfs and pepper-elves, Tik-tok, Ruggedo, St. Nicholas with a self-made snow flurry blowing on before him, Bluebeard with whiskers like acetylene flame, and sulphur clouds from which green fire snouts protruded, and, in scaly and gigantic serpentine, a dragon with a furnace in its belly reeled out the door with a scream, a tick, a bellow, a silence, a rush, a wind.	Встали на ноги роботы, покрытые обезьяньей шерстью и мехом белого кролика. Близнецы Твидлдам и Твидлди, Телячья Голова, Соня, бледные утопленники - соль и зыбкие водоросли вместо плоти, посиневшие висельники с закатившимися глазами цвета устриц, создания из льда и сверкающей мишуры, глиняные карлики и коричневые эльфы. Тик-так, Страшила, Санта-Клаус в облаке искусственной метели. Синяя Борода - бакенбарды словно пламя ацетиленовой горелки. Поплыли клубы серного дыма с языками зеленого огня, и будто изваянный из глыбы чешуйчатого змеевика, дракон с пылающей жаровней в брюхе протиснулся через дверь: вой, стук, рев, тишина, рывок, поворот.
Ten thousand lids fell back.	Тысячи крышек снова захлопнулись.
The clock shop moved out into Usher.	Часовой магазин двинулся на Дом Эшера.
The night was enchanted.	Ночь колдовства началась.
A warm breeze came over the land.	На усадьбу повеяло теплом.
The guest rockets, burning the sky and turning the weather from autumn to spring arrived.	Прожигая небо, превращая осень в весну, прибывали ракеты гостей.
The men stepped out in evening clothes and the women stepped out after them, their hair coiffed up in elaborate detail.	Из ракет выходили мужчины в вечерних костюмах, за ними следовали женщины с замысловатейшими прическами.
"So that's Usher!"	- Вот он какой, Эшер!
"But where's the door?"	- А где же дверь?
At this moment Stendahl appeared.	И тут появился Стендаль.
The women laughed and chattered.	Женщины смеялись и болтали.
Mr. Stendahl raised a hand to quiet them.	Мистер Стендаль поднял руку, прося тишины.