Марсианские хроники

Far better!	Гораздо лучше!
Lugosi?	А Люгоси?
The comparison was odious!	Никакого сравнения!
No, there was only one Pikes, and he was a man stripped of his fantasies now, no place on Earth to go, no one to show off to.	Пайкс - единственный, неподражаемый. И что же, его ограбили, отняли право на выдумку, и некуда податься, не перед кем лицедействовать.
Forbidden even to perform for himself before a mirror!	Запретили играть даже перед зеркалом для самого себя!
Poor impossible, defeated Pikes!	Бедняга Пайкс - невероятный, обезоруженный Пайкс!
How must it have felt, Pikes, the night they seized your films, like entrails yanked from the camera, out of your guts, dutching them in coils and wads to stuff them up a stove to burn away!	Что ты чувствовал в тот вечер, когда они конфисковали твои фильмы, вырывали, вытягивали, подобно внутренностям, кольца пленки из кинокамеры, из твоего чрева, хватали, комкали, бросали в печь, сжигали!
Did it feel as bad as having some fifty thousand books annihilated with no recompense?	Было ли это так же больно, как потерять, ничего не получив взамен, пятьдесят тысяч книг?
Yes.	Да.
Yes.	Да.
Stendahl felt his hands grow cold with the senseless anger.	Стендаль почувствовал, как руки его холодеют от каменной ярости.
So what more natural than they would one day talk over endless coffeepots into innumerable midnights, and out of all the talk and the bitter brewings would come - the House of Usher.	И вот однажды - что может быть естественнее -они встретились и заговорили, и разговоры их растянулись на бессчетные ночи, как не было счета и чашкам кофе, и из потока слов и горького настоя родился - Дом Эшера.
A great church bell rang.	Гулкий звон церковного колокола.
The guests were arriving.	Начался съезд гостей.
Smiling he went to greet them.	Улыбаясь, он пошел встретить их.
Full grown without memory, the robots waited.	Роботы ждали - взрослые без воспоминаний детства.
In green silks the color of forest pools, in silks the color of frog and fern, they waited.	Ждали роботы в зеленых шелках цвета лесных озер, в шелках цвета лягушки и папоротника.
In yellow hair the color of the sun and sand, the robots waited.	Ждали роботы с желтыми волосами цвета песка и солнца.
Oiled, with tube bones cut from bronze and sunk in gelatin, the robots lay.	Роботы лежали, смазанные, с трубчатыми костями из бронзы в желатине.
In coffins for the not dead and not alive, in planked boxes, the metronomes waited to be set in motion.	В гробах для не живых и не мертвых, в дощатых ящиках маятники ждали, когда их толкнут.
There was a smell of lubrication and lathed brass.	Стоял запах смазки и латунной стружки.
There was a silence of the tomb yard.	Стояла гробовая тишина.
Sexed but sexless, the robots.	Роботы - обоего пола, но бесполые.